От переводчика. Исаак масса Исаак масса

Дата смерти:

История московских смут

Рукопись Массы хранится в Гааге. Голландский текст был напечатан в издании Археографической комиссии («Сказания иностранных писателей о России», т. II, СПб.,1868). Первый русский перевод появился в 1874 г. В 1937 г. он был переработан и снабжен комментариями.

Портреты Массы работы Франса Халса

Франц Халс написал несколько портретов Массы, из которых наиболее известны двойной портрет Массы с женой (1622) и одиночный портрет (1626).

Сочинения

  • Исаак Масса. (рус.) . Восточная литература . Проверено 12 марта 2010. .

Напишите отзыв о статье "Масса, Исаак"

Примечания

Литература

  • Сказания иностранных писателей о России, изданные Археографической комиссией. Том 2
  • Масса И. / Исаак Масса; Перевод, примечания и вводная статья А. А. Морозова; перевод стихов В. А. Зоргенфрея . - М .: ОГИЗ - Гос. социально-экономическое изд-во , 1937. - 208, с. - (Иностранные путешественники о России). - 10 000 экз. (в пер.)
  • Григорьев С. В. Биографический словарь. Естествознание и техника в Карелии. - Петрозаводск: Карелия, 1973. - С. 154-155. - 269 с. - 1000 экз.
  • / Сост. М. П. Алексеев ; Сибирское отделение Российской академии наук. - Новосибирск: Наука, 2006. - 504 с.

Ссылки

  • Keuning, Johannes (1953). «». Imago Mundi (Routledge) 10 : 65–79. DOI :10.1080/03085695308592034 . Проверено 11-01-2010.

Отрывок, характеризующий Масса, Исаак

– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n"est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.

Голландский купец итальянского происхождения из благородного семейства торговца сукнами города Гаарлема Исаак Масса, отправленный в 1601 году отцом для изучения торгового дела в Московию, возвратившись домой в 1609 году, взялся за перо и написал "Краткое известие о начале и происхождении современных войн и смут в Московии, случившихся до 1610 года за короткое правление нескольких государей".
Свой труд Исаак Масса преподнес самому просвещенному, по его мнению, и благородному принцу Морицу Оранскому в надежде, что сиятельный принц оценит его по достоинству, пригласит к себе, отблагодарит подобающим образом и поможет издать. Эта затаенная мысль о нелишней помощи видна в посвящении, сделанном Массой принцу Оранскому:
"... я почту за счастье, - обращается он к своему кумиру, - поднести вашей княжеской светлости эту маленькую книжицу, содержащую в себе известие о происхождении несчастных войн в Московии, ибо мне надлежит иметь о них основательные сведения, так как я прожил восемь лет в этой стране, в ее столице, и, будучи любознателен, мог видеть и подробно и обстоятельно узнавать обо всем при дворах различных благородных людей и дьяков (Масса свободно разговаривал по-русски, - Ю.П.), и я все время искал их расположения; и все это я изложил по порядку, насколько умел, ибо я никогда не обучался письму, кроме как сам у себя, а также почти ничему не учился".
Исаак Масса пояснил принцу, что пишет он "от доброго усердия и благого намерения" и что он, происходя "из достойной семьи", желал бы сообразно со своим положением с честью свершить свой жизненный путь, меж тем как в настоящее время нельзя вести торговлю в Московии".
Бесконечно жаль, что при жизни автора книга не увидела свет: ведь писал ее Масса от души, во имя отечества, которое имело с Россией торговые и дипломатические связи, и знания о стране-партнере, почерпнутые из записок честного очевидца, уберегли бы его родину от ошибок.
Впервые труд Исаака Массы был издан в 1866 году в Брюсселе на голландском и французском языках. Французский перевод появился в России и был отпечатан в Санкт-Петербурге в 1868 году, а в 1874 стараниями Археологической комиссии книгу перевели на русский язык. Вторичный перевод сделал А. Морозов в 1937 году.
Изданными Исаак Масса увидел лишь две свои статьи о Сибири, когда он с 1612 по 1615 год снова жил в России и вел переговоры по поручению Генеральных штатов с Московским государством о свободной торговле. Называли его тогда "молодым человеком, жительствующим в Московии" и голландским посланником Исааком Абрамовым. С этого времени его недолгое увлечение сочинительством и историей снова уступило место прежней коммерции, но на поверку оно обрело бессмертие. "На мировом погосте звучат лишь Письмена" (И. Бунин).
Совсем юношей Масса приехал в неведомую Россию попробовать свои силы в сфере торговли с северным соседом. Однако так успешно начатый еще Иваном Грозным торговый обмен между странами приостановился из-за всеобщей смуты в русском государстве, рожденной борьбой за престол.
Исаак Масса оказался не у дел, став невольным свидетелем роковых событий.
Россия ходила ходуном: цари сменялись временщиками, метящими в цари, их сметали самозванцы, чьими именами прикрывались предатели и захватчики; народ бедствовал, бунтовал, смирялся, восставал...
Поглощенный происходящим, Масса, имея дар располагать к себе людей и "весьма ловко узнавать секреты других лиц" (это мнение Якова Делагарди), стал записывать по свежим следам увиденное и услышанное, читать исторические хроники о Московии и размышлять об истоках российских неурядиц. В своих записках Масса оказался настолько обстоятелен, беспристрастен и точен, что его сведения о событиях тех лет нельзя оспорить ни русскими летописями, ни свидетельствами иностранных путешественников: любой приведенный Массой факт подтверждается историческими источниками. А главное, он сумел так выстроить фактический материал, что у читателей создается единая картина взаимосвязи причин и следствий в русской десятилетней истории, в которой случайности только подтверждают неизбежность хода событий. При этом Масса не делает собственных выводов - они напрашиваются сами собой.
Начало всему - необузданность и всевластие Ивана Грозного, проявившиеся и в государственных делах, и в личной семейной жизни, и породившие в итоге анархию в стране. Автор сознательно не упоминает об известных фактах, потому что "об этом много раз помянуто во всех историях". Он отбирает, может, не столь значительное, но характерное - то, что создало ситуацию великой смуты в Московском государстве.
Иван Грозный возбудил в завоеванных им землях жажду мести, в своей стране - борьбу за справедливость, за самостоятельность, в народе - паническое неприятие тирании и озлобленность.
"Иван Васильевич, царь и великий князь всех московитов, стяжал повсюду победы, и все больше и больше земель и народов подпадало к нему под власть, страшась его великого могущества, вследствие чего он чрезвычайно превознес самого себя, возомнив, что во всем свете нет ему равного, и никого не боялся; и к тому же, не доверяя никому из своих вельмож или дворян, жестоко обращался с ними; тех, о ком доходил до него какой-нибудь слух, хотя бы самый невероятный, он предавал позорной смерти, одних сажая на кол, других изводя различными другими нечеловеческими мучениями. Он даже приказывал поджигать свои собственные города и топить своих подданных тысячами, и, слыша их жалобные стоны и крики, громко смеялся, восклицая: "Вот как вы славно запели".


Полный "вздорными причудами, по большей части соединенными с жестокостями", он оставил после своей смерти огромное государство без власти. Первый его сын - наследник Дмитрий, сообщил Масса, утонул еще ребенком, выскользнув из отцовых рук и упав в воду; второго сына Ивана, нравом в отца, он сам убил в припадке ярости и ревности к его авторитету среди приближенных; третий сын Федор, сменивший его на престоле, не мог без посторонней помощи управлять страной; четвертый и последний его сын Дмитрий был зарезан в Угличе. Побочных детей у Ивана Грозного не могло быть, "ибо, поспав с какой-нибудь девушкой, - а он ежедневно приказывал приводить девиц из разных мест и его приказания исполняли, - он тотчас передавал ее своим опричникам и сводникам, которые портили ее дальше, так что у нее дети уже не могли родиться".
На пустующий трон тирана-царя пытались сесть самые ярые честолюбцы России, заранее ненавидя своих соперников и сживая их со свету при удобном случае.
Отважнее и напористее оказался Борис Годунов. С его именем связано первое упоминание Троице-Сергиева монастыря. Заурядный случай, происшедший в селе Воздвиженском, в истолковании Массы, обернулся бедствием для всей страны.
Как известно, сын Ивана Грозного Федор, человек "нрава кроткого и доброго", унаследовав царский трон после смерти отца, передоверил управление государством брату своей жены Борису Годунову. Борис, подстрекаемый своей суровой супругой из семьи Малюты Скуратова, постоянно убеждающей мужа в том, "что никто, кроме него, по смерти Федора не может вступить на престол", начал расправляться с потенциальными соперниками. Первым в их число попал, естественно, подрастающий сын Ивана Грозного Дмитрий.
Удачно разделавшись с прямым наследником и его родственниками Глинскими, Годунов "не довольствовался этим, ибо на его пути еще стояли дети Романовы, или сыновья Никиты Романовича": Федор, Иван, Михаил и Александр - ближайшие родственники здравствующего царя Федора Иоанновича по материнской линии. "Это был, - как пишет Масса, - самый знатный, старейший и могущественнейший род в Московии; никого не было ближе их к престолу; поэтому Борис стал искать случая устранить их... но не мог осуществить этого, ибо опасался придворных, дворянства и царя, любившего своих дядей Романовых".
"Так как они вели себя безупречно, то Борис ничего не мог предпринять против них, хотя и изыскивал к тому всяческие средства, за что однажды получил от царя выговор, которого не мог забыть. Когда царь отправлялся на богомолье в монастырь, расположенный в 12 милях от Москвы и называвшийся Троица, то на пути всегда три или четыре раза делали привал, и на третье место стоянки, называемое Воздвиженским, где был царский дворец, обыкновенно посылали за день перед тем боярских холопов, чтобы они заняли крестьянские избы для своих господ; и холопы Бориса встретились с холопами Александра Никитича (младшего из дядей царя Федора, - Ю.П.) в одном и том же месте, и те и другие хотели занять его (крестьянский дом, - Ю.П.), и так как холопы Бориса были сильнее и внушали больше страху, чем холопы Александра, то они силой выгнали их, а те пожаловались своему господину; Александр ничего не сказал на это, но велел им всегда уступать, а потом пожаловался царю; царь был раздосадован и сказал: "Борис, Борис, ты взаправду слишком много позволяешь себе в моем царстве; всевидящий Бог взыщет на тебе"; это слово, поистине сказанное царем от чистого сердца, так уязвило Бориса, что он поклялся не оставить это без отомщения и сдержал свою клятву..."
"Федор Иоаннович внезапно заболел и умер 5 (7) января 1598 года. Я твердо убежден в том, что Борис ускорил его смерть при содействии и по просьбе своей жены, желавшей скорее стать царицею...
Перед смертью он вручил корону и скипетр ближайшему родственнику своему, Федору Никитичу (Романову, - Ю.П.), передав ему управление царством... в присутствии всех вельмож, более желавших видеть на престоле его, чем Бориса". Но осторожный Федор Никитич, "услыхав и увидев все это, и зная все действия Бориса, и зная также, что невозможно воспрепятствовать ему, ибо народ любил Бориса и взывал к нему, и чтобы избавить свое любезное отечество от внутренних междоусобий и кровопролитий, ибо он хорошо знал, что своими действиями может навлечь великую опасность, передал корону и скипетр Борису, смиренно прося его как достойного принять их".
Да, власть берет тот, кто хочет и может ее взять и удержать. Забоялся рассудительный Федор Никитич надеть тяжелую шапку Мономаха и, чтобы уж никто никогда не предлагал ему престол, он, наказанный Борисом, постригся в ссылке в монахи, поставив и страну, и свой род на грань исчезновения... Не предполагал он, что через 15 лет (в 1613 г.) его шестнадцатилетнего сына Михаила провозгласят русским царем, а сам он, освобожденный из ссылки Лжедмитрием I и возведенный им в сан российского патриарха под именем Филарет, пройдя польский плен, станет наравне с сыном управлять государством (1619 - 1633), имея "очень большую долю в правлении при малоопытном, молодом и мягком Михаиле» (С. М. Соловьев).
Такого поворота хода событий Исаак Масса не мог предугадать. Он продолжает следить за расправой Годунова над родом Романовых.
"Прежде всего в ноябре 1600 г. Борис велел нескольким негодяям обвинить Федора Никитича, отдавшего ему корону, и братьев его, Ивана, Михаила и Александра, с их женами, детьми и родственниками, и обвинение заключалось в том, что будто они все вместе согласились отравить царя и все его семейство; но это было только для того, чтобы народ не считал, что эти знатные вельможи сосланы со своими домочадцами и лишены имущества невинными, и не сокрушался об их участи; Федора Никитича схватили и сослали за 300 миль от Москвы, в монастырь, неподалеку от Холмогор, который назывался Сийская обитель, и там он постригся в монахи. Михаил и Иван были отправлены в злосчастную ссылку: один на Волгу, другой на татарскую границу; Александра же, которого он давно ненавидел, Борис велел отвезти на Белоозеро, вместе с маленьким сыном Федором, и велел там истомить Александра в горячей бане, но ребенок заполз в угол, где мог немного дышать через маленькую щель, и остался жив по милости божественного провидения, и люди, взявшие его к себе, сберегли его".
Так, несущественная, казалось бы, уступка Борису Александром Романовым в стычке холопов у одного из домов села Воздвиженского (в ряду, безусловно, всечасных потачек Годунову) переросла в роковое попустительство, развязавшее руки тирану. Говорят же, что рождает тирана не сила его, а слабость и бесправие окружающих, их податливость и потворство властолюбцу. При Борисе "никто не смел сказать правду, и тот, кто имел врагов, должен был трепетать, ибо всякий мог оклеветать другого одним словом, и того губили, не выслушав" - Борисова "собственная совесть наполняла его страхом".
«Могут подумать, - размышляет о личности Бориса Годунова Исаак Масса, - каким образом Борис, не умевший ни читать, ни писать, был столь ловок, хитер, пронырлив и умен. Это происходило от его обширной памяти, ибо он никогда не забывал того, что раз видел или слышал»
Еще раз Исаак Масса упомянул Троице-Сергиев монастырь, когда он довел рассказ до воцарения Василия Шуйского после убийства Лжедмитрия I и начала борьбы Шуйского с Лжедмитрием II. Уже было покончено с Петром Федоровичем, "который выдавал себя за незаконного сына Федора Иоанновича, прежнего царя Московии", схватили также и казнили Ивана Болотникова, отбили у самозванца многие города и взяли Тулу. Ради укрепления трона и продолжения новой династии царей Шуйский женился. Но до спокойствия в стране было еще куда как далеко. "Сверх того, - пишет Масса, - множество поляков наводнило землю, снова пришедшую в чрезвычайно бедственное состояние... И так шли дела до лета 1608 года".
По весне, когда наступило половодье, "вместе со льдом выносило на равнину трупы людей, наполовину съеденные щуками и другими рыбами, которые объели их мясо, и эти мертвые тела лежали там по берегам и гнили тысячами, покрытые раками и червями, точившими их до костей; все это я сам видел в Москве".
К лету Москву обуяло страхом известие о победном приближении польского войска к столице, об устрашающих казнях перебежчиков и предателей и о том, что Шуйский, боясь освобождения поляками ссыльной Марины Мнишек и ее отца, сандомирского воеводу Юрия Мнишка, и рассчитывая получить за них большой выкуп от поляков, приказал их привезти в Москву.
"И неприятель, приближаясь к Москве, наконец, 2 июня подступил к городу вместе со своим царем Дмитрием, как его называли, и с ним были многие вельможи из Литвы и Польши, также Вышневецкие, Тышкевичи и все родственники Сандомирского, также великий канцлер Лев Сапега; и обложил кругом Москву и занял все монастыри и деревеньки в окрестностях, также осадил Симонов монастырь. Меж тем Сапега (сын Льва Иван-Петр-Павел-Ян Сапега, - Ю.П.) повел войско к Троице, большому укрепленному монастырю, в двенадцати милях от Москвы, по Ярославской дороге; и этот монастырь был весьма сильной крепостью". (Как известно, Ян Сапега осадил Троицу 27 сентября 1608 года, - Ю.П.).
Исаак Масса сообщает о предпринятых Шуйским мерах по спасению столицы: он послал Скопина-Шуйского в Швецию за помощью, отозвал из-под Астрахани Петра Шереметева с войсками, "грозил казнью Сандомирскому и всем его людям, обвиняя его в том, что все это произошло по его вине, что и справедливо; так что Сандомирский, страшась смерти, давал диковинные обещания, что он, если его отпустят со всеми людьми, а также обоих послов, мирными переговорами положит конец войне, и обещал заключить мир между Польшею и Московиею с тем, что Польше будет дано то, что ей издавна следовало, и его, Сандомирского, вместе со свитою заставил и в том принести клятву, но из этого ничего не вышло, только Сандомирского вместе с его людьми отпустили и дали благополучно выехать из Москвы (...).
Дмитрий, стоящий под Москвою с большим войском, как говорили, принялся строить хижины и дома, повелев свозить из окрестных деревень лес, и построил почти целое большое предместье, также и Сапега под Троицким монастырем; а некоторые польские паны двинулись на Ярославль и с помощью измены захватили его врасплох, подожгли со всех сторон и вконец разграбили вместе с прекрасным тамошним монастырем, также перебили множество людей, а остальных покорили".
Москва, как и Троице-Сергиев монастырь, находилась в осаде до начала 1610 года, до тех пор, пока не освободили русские земли от Москвы до Белого моря Скопин-Шуйский в союзе с нанятыми шведами и войсками Петра Шереметева. (Москву освободили 29 декабря 1609 г., Троицкий монастырь - 12 января 1610 г., - Ю.П.).
И все же почивать на лаврах было еще рано. По стране рыскали банды и польско-литовские лазутчики. По этой причине по приказу Василия Ивановича Шуйского грамоты в освобожденные города, в частности - в Вологду, отсылались с великой предосторожностью: «эти грамоты запекли в хлеб, на тот случай, если гонцы, переодетые бродягами и нищими, будут схвачены, то грамоты не должны достаться неприятелю».
Тем временем и другие русские города, осознав шаткость власти Лжедмитрия II, стали изгонять поляков и переходить на сторону Москвы, что несказанно обрадовало иностранных купцов и в их числе Массу, потому что из-за войн прекратилась торговля и купцы были не у дел.
К весне 1609 года, пишет Масса, "весь путь от Ярославля до Белого моря совершенно очистился, так что все купцы тотчас же по вскрытии рек с великой радостию отправились к морю и в Архангельск и здесь нашли свои корабли, прибывшие из Англии и Голландии, которых они уже не чаяли больше видеть; невзирая на великие убытки, которые мы понесли... мы благодарили Бога за сохранение своей жизни".
Сжившийся с несчастной страной "войн и бедствий", Исаак Масса на пути к дому близко к сердцу принял известие о том, что Москва освобождена, и благодарил Бога за то, что в России все кончилось благополучно, потому что, говорит он, "было бы худо, когда бы поляки завоевали эту страну; ибо, завладев этой страной, они снова посадили бы на престол какого-нибудь царя Дмитрия и не продержались бы там и одного года, ибо московиты и русские еще более своевольны и упрямы, чем евреи, и снова перебили бы всех поляков, а Московия лишилась бы людей и была бы совершенно разорена, от чего всемогущий Бог да сохранит ее... и устроит все к лучшему".
Надо отдать должное Исааку Массе в том, что он в отличие от многих иностранцев, побывавших в России, не заражен западным высокомерием по отношению к русскому народу. Сказанные им по ходу дела слова о нашем народе, мягкие и незлобивые, в то же время не лишены доли горькой для нас правды.
Упомянув о своеволии и упрямстве московитов, он заметил в народе "легковерие и бедность" и то, что "московиты не умеют вести иной войны, кроме как наудачу, или с многолюдным войском, или против не знающих порядка татар". Ему, молодому человеку, не нравится, что русские "держат своих жен взаперти так, что никто не может их видеть", а как протестанту ему обидно, что московиты святого чудотворца "Николая ставят почти наравне с Христом, да и чтут его в десять раз более", "полагая и твердо веря тому, что только они христиане".
Масса подметил, что русские "считают своего царя за высшее божество" и посему боятся его как огня, а в то же время народ "любит смену государей и всегда надеется получить лучшего государя". Эта вера в хорошего царя видоизменила народ: он, "всегда в этой стране готовый к волнению", "всегда злобен и неразумен, держит нос по ветру, невзирая на клятвы, которые они приносили, приносят и будут еще приносить, и ведет жизнь, подобно скотам", вероятно, надеясь, что кто-то другой, лучший, придет и за них наладит их жизнь.
Когда Масса искал художника, который бы нарисовал ему план Москвы, он столкнулся с необъяснимой подозрительностью в поведении московитов: "Я не осмелился, - признается он, - побудить их сделать для меня изображение Москвы, ибо меня, наверное, схватили бы и подвергли бы пыткам, заподозрив, что я замышляю какую-нибудь измену. Так подозрителен этот народ в подобных вещах..." (То, чего нельзя в открытую, можно втихую. Масса нашел в Москве талантливого иконописца, который составил ему великолепный план Москвы, взяв с Массы слово не разглашать его имени. Масса поместил этот план в свою книгу, благодаря чему русские историки узнали, как выглядела Москва в начале XVII века, – Ю.П.).
Поразило Исаака Массу безразличие русских богатых к своим голодным согражданам (не в этом ли все наши невзгоды!). В годы всеобщего голода (при Борисе Годунове) запасов хлеба "в стране было больше, чем могли бы съесть все жители в четыре года". Купцы же и прочие хозяева хлебных запасов, включая самого патриарха, взвинтили цены на хлеб, прятали его в ямы от обнищавших голодных людей, гноили... Царь Борис приказывал раздавать хлеб из казенных житниц, но хлеб в основном расходился по рукам ловкачей. "Такая дороговизна хлеба продолжалась четыре года, почти до 1605 года", - сообщает Масса, рассказав о тысячах потерявших разум оголодавших людей, жующих все, что попадется на глаза. "И я сам охотно бы дал поесть молодому человеку, который сидел против нашего дома и с большой жадностью ел сено в течение четырех дней, от чего надорвался и умер, но я, опасаясь, что заметят и нападут на меня, не посмел", - сознался автор.
Не ускользнула из памяти Массы и такая характерная вплоть до нашего времени черта русского народа. После венчания Бориса на царство "были выставлены для народа большие чаны, полные сладким медом и пивом, и каждый мог пить сколько хотел, ибо для них наибольшая радость, когда они могут пить вволю, и на это они мастера, а паче всего на водку, которую запрещено пить всем, кроме дворян и купцов, и если бы народу было дозволено, то почти все опились бы до смерти..."
Голландец Масса радуется от всего сердца за русских людей, чудом избежавших "диковинных" замыслов Лжедмитрия I по преобразованию страны "с помощью папской курии" и по совету иезуитов-католиков. Залетевший на московский трон самозванец решил, что русских, "погруженных в невежество", "можно удержать в повиновении только страхом и принуждением, и ежели им дать волю, то они ни о чем не помышляют; того ради он почел за лучшее устранить бояр, чтобы потом распорядиться дурным, глупым народом по своему желанию и привести его к тому, что он найдет полезным".
Натура Исаака Массы не принимала власти "по своему желанию" ни в лице законных царей, ни, тем более, в лице самоутвердившихся владык. Он видел, что и те, и другие самодержцы только губят людей, нещадно разоряют страну и препятствуют ее естественному развитию. Он не приметил и благотворного иностранного влияния на русские нравы, хотя и передал мнение московитов, что немцы способнее их в военном деле, и их расхожую поговорку в виде вопроса-утверждения: "В Москве говорят: "Кто умнее немцев и надменнее поляков?"

Исаак Масса родился в семье богатого торговца сукном, перебравшейся из Льежа в Харлем незадолго до его рождения. Его предки, возможно, были итальянскими протестантами, бежавшими с родины в начале Реформации.

В 1601 г. Масса приехал в Москву, чтобы, по его словам, учиться торговле. Он стал свидетелем второй половины царствования Бориса Годунова, пережил захват Москвы Лжедмитрием и был выслан из России на родину через Архангельск вместе с другими иностранными купцами в 1609 г. перед падением царя Василия Шуйского. По прибытию на родину Масса составил описание событий 1601-1609 гг. получившее название История московских смут, которое он посвятил принцу Морицу Оранскому. В 1612 г. Масса опубликовал две статьи о событиях в России и географии земли Самоедов, сопровожденные картой, вошедшие в сборник нидерландского географа Гесселя Герритса.

История московских смут

Рукопись Массы хранится в Гааге. Голландский текст был напечатан в издании Археографической комиссии («Сказания иностранных писателей о России», т. II, СПб.,1868). Первый русский перевод появился в 1874 г. В 1937 г. он был переработан и снабжен комментариями.

Портреты Массы работы Франса Халса

Франц Халс написал несколько портретов Массы из которых наиболее известны двойной портрет Массы с женой (1622) и одиночный портрет (1626).

Фонд Исаака Массы в Гронингене стремится стимулировать научные и культурные контакты между Российской Федерацией и Нидерландами.

Исаак Масса родился в 1587 г. в Голландии. Он рано занялся торговлей и вскоре преуспел в этом деле. В 1601 г. впервые посетил Русское государство по торговым делам. Здесь он сумел сблизиться с представителями царского двора и стал заниматься поставкой товаров для царского семейства. Пробыл в России до 1609 г.

На родине Исаак Масса по заданию принца Оранского Морица составил сочинение «Краткое известие о Московии», в котором основное внимание уделил событиям Смутного времени, начиная с царствования Б.Ф. Годунова и до царствования Василия Шуйского. В этом произведении он сообщил много сведений о быте и нравах русских людей в начале XVII в., дал характеристики видным политикам и государственным деятелям. В 1612 г. Исаак Масса вновь вернулся в Россию и пробыл с небольшими перерывами до 1634 г. В это время он занимался не только торговыми делами, но и выполнял некоторые дипломатические поручения правительства Михаила Федоровича. Умер И. Масса в 1635 г.

Датский принц Иоганн скончался 28 октября 1602 г., не приходя в сознание. Современники так и не смогли определить причину его недуга. Но у некоторых возникло подозрение, что принц был отравлен недругами Годунова. Врачи, занимавшиеся бальзамированием тела Иоганна, заметили, что оно «от подбородка до пупка и ниже на ногах было ужасно, темно-сине-бурого цвета, причем не так сильно на ногах, как на остальном теле». Обычная простуда или какая-нибудь инфекция не могли привести к таким последствиям.

Царь Борис распорядился, чтобы датского принца похоронили с большими почестями. Правда, в Кремле его могилу было нельзя устроить, поскольку он был лютеранином. Поэтому было решено установить его гроб в кирхе в Немецкой слободе.

Подготовка к похоронам заняла довольно много времени, поскольку было изготовлено несколько гробов: еловый, медный и дубовый. Тело положили в еловый гроб, затем еловый вставили в медный и уже тот – в дубовый, обтянутый черным бархатом и окованный серебряными пластинами.

Погребальное шествие состоялось 25 ноября 1602 г. В нем приняли участие не только члены свиты принца, но и все представители высшей русской знати. Даже царь Борис вышел из ворот Кремля. Сняв шапку, он три раза поклонился до земли колеснице, на которой стоял гроб Иоганна, и как бы простился с ним. После этого он вернулся в свой дворец. По сложившемуся этикету ему не следовало участвовать в траурной церемонии.

Подробное описание пребывания Иоганна в России было составлено одним из его спутников – Гюльденстиерне А. Путешествие герцога Ганса Шлезвиг-Голштинского в Россию. М., 1911.

Смерть Иоганна, несомненно, нанесла большой удар по честолюбивым планам царя Бориса. Кроме того, это испортило его репутацию в западных странах. Многие европейские правители решили, что датский принц был отравлен. В этой ситуации было очень сложно найти для Ксении нового достойного жениха. С представителями русской знати Б.Ф. Годунов категорически не желал родниться. Но это, скорее всего, была еще одна его ошибка, приведшая его правление к краху.

Потерпев неудачу в Европе, царь Борис решил попытать счастье на Кавказе. В 1603 г. туда было отправлено представительное посольство. Глава его ясельничий М.И. Татищев должен был подыскать подходящего жениха для Ксении и невесту для царевича Федора.

Однако путешествие русских послов затянулось. Только через год удалось уговорить грузинского царевича Теймураза стать женихом Ксении. Но пока он собирался в Москву, там произошли большие перемены: царь Борис умер, его сын свергнут и убит, а Ксения превратилась в пленницу Лжедмитрия I. Для Федора вообще никого найти не удалось, поскольку правители кавказских княжеств были бедны и находились в состоянии войны друг с другом. Родниться с ними не было никакого смысла.

Так, по воле судьбы не сбылись честолюбивые планы царя Бориса. Ему не удалось породниться с «природными государями» и этим укрепить свой престол.

Постепенно Годунов начал лишаться и помощи, и поддержки многих авторитетных родственников. Сначала в конце 1598 г. умер бывший дядька царя Федора Ивановича Григорий Васильевич Годунов. Долгие годы он был исключительно опытным и умелым царским дворецким. Каждый год он наполнял царскую казну большим количеством денег – до 1 миллиона руб. Это давало возможность царю Федору совершать успешные военные акции, укреплять границы и вести строительство по всей стране.

Царю Борису пришлось заменить Г.В. Годунова его братом Степаном Васильевичем, но у того не было большого хозяйственного опыта, и замена не оказалась равноценной.

В 1602 г. царь лишился и опытного полководца и военного деятеля Ивана Васильевича. Тот скончался от тяжелой болезни, оставив после себя сына Ивана Ивановича. Он подавал большие надежды, но был еще молод и не имел воинского опыта. Большой утратой стала смерть еще одного талантливого полководца – боярина Б.Ю. Сабурова, начинавшего службу в полках Ивана Грозного. За ним скончались верные окольничии А.П. Клешнин и С.Ф. Сабуров, затем постельничий И.О. Безобразов.

Но наибольшим ударом для Бориса стала смерть сестры царицы-инокини Ирины-Александры, случившаяся 26 сентября 1603 г. Вдова царя Федора Ивановича неизменно пользовалась всеобщим уважением и любовью. Она занималась широкой благотворительностью и во время голода организовывала обеды для остро нуждающихся людей. В описи имущества, составленной после ее смерти, значилось большое число котлов, сковородок, мисок, ложек и прочей посуды, которая для нее самой, конечно, была не нужна. Их использовали для того, чтобы накормить голодающих.

Кроме того, Годунов умудрился поссориться даже со своим верным союзником и помощником патриархом Иовом. Он вскоре забыл, какую неоценимую услугу оказал ему иерарх в период избрания на престол. Поэтому перестал слушать его критику за покровительство иностранцам, за желание выдать дочь замуж за иноверца, за разрешение на постройку лютеранского храма. Более того, царь сам ополчился на патриарха за нежелание помогать голодающим и отказ выделять деньги на строительство храма «Святая Святых» из церковной казны. Он приказал устроить ревизию в патриаршей казне, поскольку та тратится не по назначению – на роскошные одеяния Иова. Испуганный патриарх тут же написал покаянную грамоту и собрался оставить свой престол. Но Борис не намеривался заходить так далеко и уговорил его остаться.

В начале правления царь Борис пытался «быть любезен» буквально всем. Он щедро раздавал чины, награды, земли. Но потом он стал больше думать о своих родственниках и отдалять других представителей знати. Неизменно при дворе был только Ф.И. Мстиславский, который уже давно официально заявил, что не стремится к власти и равнодушен к чинам. Другие видные представители титулованной знати в Москве бывали редко. Князь В.И. Шуйский все время находился на почетном воеводстве в Новгороде Великом, князь В.В. Голицын – в Смоленске, его родственник И.И. Голицын – в Казани. Еще один их родственник А.И. Голицын сначала воеводствовал в Пскове, потом в 1603 г. вдруг постригся в Кирилло-Белозерский монастырь.

Боярские чины стали получать только родственники царя и особо приближенные к нему лица. Например, в 1600 г. боярином стал князь A.A. Телятевский, который до этого исполнял лишь должность рынды вместе с другими молодыми князьями: Ю.Н. Трубецким, И.С. Куракиным и Б.М. Лыковым. Резкое возвышение Телятевского объяснялось просто – он женился на дочери С.Н. Годунова, главного наушника Бориса. Естественно, что остальные рынды почувствовали себя обойденными.

В 1601 г. боярином стал М.Г. Салтыков, все заслуги которого состояли в том, что он ездил встречать жениха царевны Ксении Густава. В 1603 г. боярство получил С.А. Волосский, считавшийся иноземцем. О каких-либо его делах вообще неизвестно. В этом же году боярином стал царский родственник М.М. Годунов.

Можно предположить, что за воеводскую службу получили боярство в 1602 г. только князья В.В. Голицын и П.И. Буйносов-Ростовский. Но в чем были их отличия по сравнению с другими воеводами, неизвестно.

Чтобы понять, насколько прочным было положение царя Бориса в начале 1605 г., следует проанализировать состав Боярской думы в это время.

Боярами в это время были:

1. Князь Ф.И. Мстиславский – получил чин еще при Иване Грозном, по матери состоял в родстве с опальными Романовыми, поэтому не был близок Борису.

2. Князь М.П. Катырев-Ростовский – получил чин во время венчания Годунова на царство и считался его выдвиженцем. Но обладал плохим характером и не пользовался авторитетом среди знати.

3. Князь В.И. Шуйский – получил боярство либо в конце правления Ивана IV, либо в начале царствования Федора Ивановича, не был близок Годуновым из-за выступления против царицы Ирины.

4. Князь Д.И. Шуйский – состоял в родстве с Б.Ф. Годуновым через жену, но занимал двойственное положение.

5. Князь И.И. Голицын – при дворе бывал редко, поскольку все время находился на воеводстве в Казани.

6. Князь В.В. Голицын – боярство получил в 1602 г., но при дворе бывал редко, т. к. служил воеводой Смоленска.

7. Князь А.И. Голицын – в 1603 г. был пострижен в Кирилло-Белозерский монастырь.

8. Князь А.П. Куракин – один из старейших бояр, занимал нейтральную позицию.

9. Князь П.И. Буйносов – боярство получил в 1602 г., но в ближний круг царя Бориса не входил.

10. С.А. Волосский – боярство получил в 1603 г., считался иностранцем и выдвиженцем Годунова.

11. Князь В.К. Черкасский – боярство получил в 1598 г., но вряд ли был близок к царю, поскольку его родственник Б.К. Черкасский погиб в ссылке.

12. Князь H.Р. Трубецкой – боярство получил, видимо, при царе Федоре, считался сторонником Годунова, но при нем занял более низкое положение в Думе, чем у него было раньше.

13. Князь A.B. Трубецкой – боярство получил в 1598 г., но, видимо, занимал нейтральную позицию.

14. Князь Ф.И. Хворостинин – боярство получил давно, видимо, занимал нейтральную позицию.

15. Князь A.A. Телятевский – боярство получил в 1600 г., являлся зятем С.Н. Годунова.

16. М.Г. Салтыков – боярство получил в 1601 г., считался ставленником царя Бориса.

17. С.В. Годунов – ближайший родственник царя, дворецкий.

18. С.Н. Годунов – родственник царя и близкий к трону человек.

19. М.М. Годунов – родственник царя.

20. П.Ф. Басманов – боярство получил в 1605 г., но одним из первых предал Годуновых.

21. Князь И.М. Воротынский – находился на полуопальном положении.

В итоге получается, что из всех бояр опорой Б.Ф. Годунова могли считаться не больше семи человек. Среди окольничих его опорой могли быть: Н.В. Годунов, Я.М. Годунов, С.С. Годунов, И.И. Годунов и М.Б. Шеин. Но оставшиеся шесть человек вряд ли бы стали за него бороться. Это: М.М. Салтыков-Кривой, В.П. Морозов, П.Н. Шереметев, находившиеся в родстве с Романовыми, занимавшие нейтральную позицию В.П. Туренин и И.Д. Хворостинин и опальный Б.Я. Бельский.

Все это говорит о том, что больше половины членов Боярской думы были настроены враждебно или равнодушно к правившему государю. В условиях его борьбы с соперником Лжедмитрием это было очень опасно.

В целом же представителям знати было сложно выдвинуться при Б.Ф. Годунове, поскольку тот не вел войн и не замечал мирных дел. Со временем царь становился скуп на награды и щедр на опалы. Местом своеобразной ссылки при нем стала Сибирь. Но официально это называлось назначением на воеводство. Так, в 1601 г. в Тобольске служили: Ф.И. Шереметев, через сестру, жену царевича Ивана Ивановича, состоявший в родстве с царским домом; князь В.М. Мосальский, из черниговских Рюриковичей; и Е.М. Пушкин, потомок знаменитого сподвижника Александра Невского Гаврилы Алексича, принадлежащий к древнейшему боярскому роду. Через некоторое время Мосальского и Пушкина назначили еще дальше – в Мангазею.

В Тюмени в это время были на воеводстве князь A.Д. Приимков-Ростовский и Ф.С. Пушкин, в Сургуте – князь Я.П. Барятинский, в Березове – его родственник князь И.М. Барятинский, в Таре – князь А.И. Бахтеяров-Ростовский, в Пелыме – князь В.Г. Долгорукий и Г.Г. Пушкин, в Верхотурье – князь М.Д. Лыков, в Яранске – князь A.A. Репнин, потом его сменил князь В.Д. Шестунов. Отправляя на службу в маленькие города-крепости почти на край земли в то время потомственных князей-Рюриковичей, Годунов, несомненно, хотел их унизить и как бы сбить родовую спесь, о которой сам мог лишь мечтать. Но он не понимал, что все эти люди лишь копят в своем сердце ненависть к нему и при удобном случае отомстят за унижения.

Еще одним местом ссылки при царе Борисе было Поволжье. Там продолжали находиться многочисленные Нагие, но не в тюрьмах, а на воеводской службе. В Уфе служил М.А. Нагой, в Арске – A.A. Нагой, в Алаторе – И.С. Нагой, в Санчурске – М.Ф. Нагой. Рядом с ними находились и Головины, высланные из Москвы еще царем Федором: в Уржуме – В.П. Головин, в Кокшайске – B. П. Головин.

Совершенно очевидно, что к концу правления Б.Ф. Годунов смог накопить много врагов среди русской знати. В Сибири и в Поволжье появились целые районы, где находились его противники. Наверняка некоторые из них строили планы о том, как свергнуть ненавистного худородного выскочку. Поэтому вполне вероятно, что авантюра с воскрешением «царевича Дмитрия» была задумана с их участием.

Автор «Истории в память сущим» писал: «И таковых ради всех дел, их же сотвори, Борис в ненависть бывает всему миру, но оттай уже и вси поношаху его ради крови неповинных и разграблений имений и нововводимых дел». Кроме того, этот писатель мудро заметил, что попытки царя истребить возможных противников внутри страны оказались бессмысленными: «Не попусти, убо содержай вся словом, никого же из тех, их же стрегийся Борис царь, не воста на него ни от вельмож, их же роды погуби, ни от царей странских, но кого Бог попусти, смеху достойно сказание, плача же велика дело». (Сказание Авраамия Палицына. С. 258, 260.)

Таким образом, можно сделать вывод о том, что все попытки царя Бориса укрепить свой трон закончились провалом. Судьба как будто специально карала его или за какое-то преступление, или за ошибки в управлении страной, или за черты характера, недостойные государя. Совершенно очевидно, что ему не следовало возноситься перед русской знатью, которая согласилась с его воцарением, несмотря на отсутствие законных прав на корону. Он должен был искать опору в тех людях, которые избрали его на престол.

Царю следовало подавить склонность к чрезмерному тщеславию, помпезности и самовосхвалению. Нельзя было расправляться с ближайшими родственниками царя Федора боярами Романовыми, а следовало породниться с ними и превратить в верных союзников. Поощрение доносов, мнительность и подозрительность, любовь к иностранцам и всему иностранному подорвали репутацию выборного государя в глазах общественности. Многие поняли, что Борис не достоин престола и его следует поменять на любого другого претендента даже с сомнительными правами на власть.

Исаак Масса (нидерл. Isaac Abrahamszoon Massa, также Massart, Massaert) — голландский купец, путешественник и дипломат. Посланник Генеральных штатов к Московскому государству немало способствоваший процветанию торговли между двумя странами. Автор мемуаров, описывающих события Смутного времени, свидетелем которого он был находясь в Москве в 1601—1609 гг., и карт Восточной Европы и Сибири. Опыт Массы и его знание Московского государства сделали голландца одним из видных «кремленологов» своего времени.

Портрет Исаака Массы работы Франса Халса (1626, Художественная галерея Онтарио)

Исаак Масса родился в Гаарлеме по всей вероятности в 1587 г.; дата его рождения точно не установлена, в семье богатого торговца сукном, перебравшейся из Льежа в Харлем незадолго до его рождения. Его предки, возможно, были итальянскими протестантами, бежавшими с родины в начале Реформации. В своем послании к Генеральным штатам из Архангельска от 2 августа 1614 г Масса утверждает, что его предки “проливали кровь за отечество во Франции и в брабантских войнах”, а отец его, “скромный и благочестивый человек, богобоязненно скончался в Гаарлеме, где он торговал сукнами”. Отец его умер между 1610— 1613 гг., по-видимому, в бедности, иначе Исаак Масса незадолго до смерти отца не мог бы называть себя «молодым человеком, потерявшим все ради религии».

В послании к Морицу, принцу Оранскому, которому Масса посвящает свое сочинение, он упоминает “о всех великих жестокостях испанцев”, которые он частью “видел сам, а частью слышал от родителей, кои — упаси бог! — слишком много претерпели их”, видимо намекая на осаду и разрушение Гаарлема испанцами в 1572—1573 гг.

В родительском доме и вообще в детстве он не получил никакого образования: «Меня не обучали ни письму, ни наукам, — говорит он, — своим образованием я обязан, главным образом, самому себе». Путем самообразования он впоследствии действительно приобрел себе солидный запас знаний. С детства его готовили к торговле шелком. Родители отправили его еще юношей в Россию для изучения торгового дела.

Он прибыл сюда в 1601 г. и прожил восемь лет в самой Москве, стал свидетелем второй половины царствования Бориса Годунова, пережил захват Москвы Лжедмитрием Был очевидцем многих достопамятных событий, совершившихся здесь в те годы: он видел ужасы голода 1602 г., присутствовал в 1605 г. при травле медведей, устроенной по приказу Лжедмитрия на заднем дворцовом дворе, видел труп узурпатора, лежавший на земле.

Живя в Москве, Масса выучился русскому языку и настолько хорошо овладел им, что даже перевел с голландского на русский описание побед принца Морица Нассаусского. Это знание особенно пригодилось ему тогда, когда он стал собирать сведения о географии северо-восточных окраин России, а также исторические материалы, начиная с царствования Ивана Грозного.

Московские события смутной эпохи заставили его в 1609 г. перед падением царя Василия Шуйского уехать из Москвы и отправиться на родину морем через Архангельск вместе с другими иностранными купцами.

Возвратившись на родину, он приступил к составлению своего “Краткого известия о начале и происхождении современных войн и смут в Московии, случившихся до 1610 года”, которое он посвятил принцу Морицу Оранскому. Он приложил. к своему сочинению исполненный пером чертеж Москвы, полученный им от одного московита

Масса поднес свой труд принцу Морицу Оранскому, в надежде, что его усердие не будет оставлено без внимания. Подчеркивая свою преданность и рвение “оказать службу отечеству”, Масса с наивным простодушием намекает принцу, что “подобает вспомоществовать таким усердным людям, — не тем, что имеют достаток, богаты и изнежены, а тем, которые еще молоды, ничего не имеют и стремятся приобрести вечную славу своему отечеству”. Он даже надеется получить аудиенцию и передать “устно” все, что ему известно о “Московии, о ее берегах, о путешествиях, предпринятых по повелению Московских князей в Китай”, и т. п. Никаких известий о том, как принц Мориц принял эту книгу, не сохранилось.


Москва. План Исаака Массы. 1606

Во все время моего пребывания в Москве я неотступно прилагал великие старания, дабы заполучить верное изображение (conterfeyling) города Москвы, но мне не удавалось, ибo там нет художников, и они не заботятся о них, так как не имеют о том никакого разумения; правда, там есть иконописцы и резчики, но я не осмелился побудить их сделать для меня изображение Москвы, ибо меня наверное схватили бы и подвергли бы пыткам, заподозрив, что я замышляю какую-нибудь измену. Так подозрителен этот народ в подобных вещах, что никто не отважится предпринять что-нибудь подобное; но в это время жил в Москве некий дворянин, который во время осады Кром был ранен в ногу, вследствие чего принужден был все время сидеть дома, и он пристрастился к рисованию, у него в доме среди слуг был иконописец, который и обучил его рисованию, и между прочим он начертил пером [изображение] Москвы. И этот дворянин был знаком с моим хозяином, у которого я учился торговле, и меня иногда посылали к [помянутому дворянину] с камкою и атласом, которые он покупал, и часто расспрашивал меня об обычаях нашей страны, также о нашей религии, о наших принцах и государственных людях (overheeren), на что я обстоятельно отвечал и давал ему также гравюры (printen), изображающие походы его княжеской светлости а также битву при Турнгуте во Фландрии и все завоевания, совершенные там, что так порадовало и удивило его, что он не знал, чем ему одарить меня, дабы засвидетельствовать свое дружеское расположение, и сказал: “Просите, что вам полюбится, и я дам вам, и когда я могу оказать вам какую-нибудь службу при дворе, то не премините этим воспользоваться”; и он велел своей жене выйти ко мне, так что я ее видел, и она подарила мне узорчатый платок, а показать кому-нибудь свою жену означает у московитов величайшую честь, какую они только могут оказать, ибо они держат своих жен взаперти так, что никто не может их видеть. И так как он [этот дворянин] весьма хотел подарить мне что-либо и всегда был рад видеть меня у себя, ибо я всегда поведывал ему [различные] истории, насколько их знал, то я попросил у него подарить мне изображение Москвы. Услыхав о том, он клялся, что, пожелай я скорей его лучшую лошадь, он охотнее отдаст ее мне, но так как он почитал меня истинным своим другом, то дал мне изображение Москвы с тем, чтобы я поклялся не проговориться о том никому из московитов и никогда не называть его имени, ибо сказал он: “Это может стоить мне жизни; когда откроется, что я снял изображение Москвы и дал его иноземцу, то со мною поступят, как с изменником”. И это изображение, сделанное пером, я приложил к сему сочинению

Исаак Масса. КРАТКОЕ ИЗВЕСТИЕ О НАЧАЛЕ И ПРОИСХОЖДЕНИИ СОВРЕМЕННЫХ ВОЙН И СМУТ В МОСКОВИИ, СЛУЧИВШИХСЯ ДО 1610 ГОДА ЗА КОРОТКОЕ ВРЕМЯ ПРАВЛЕНИЯ НЕСКОЛЬКИХ ГОСУДАРЕЙ

Повествование Массы принадлежит едва ли не к самым важным иностранным источникам о крестьянской войне и интервенции, которую дворянско-буржуазная историография обозначала термином Смутное время. Ученый иезуит, известный историк “смутного времени”, П. Пирлинг с неоспоримым пристрастием собрал довольно значительное число улик против яростного кальвиниста и врага католичества Массы. Но все упреки в недостоверности, в неточности, поверхностности суждений и ошибочности показаний Массы сводятся у него лишь к недостаточному знакомству Массы с дипломатическими делами и к некоторому легковерию, с каким Масса рассказывал о чудесных знамениях, был готов объяснить всю историю самозванца властью нечистой силы и допускал действие самого дьявола с помощью, конечно, иезуитов.

Можно сомневаться, посещал ли Масса двор и пользовался ли расположением царедворцев и дьяков, как это он уверяет в своем посвящении Морицу Оранскому. Возможно, что он не проник дальше сеней и прихожих и преимущественно общался с боярской и приказной челядью, по своей природе весьма общительной, осведомленной и жадной до известий, и питался слухами и рассказами, циркулировавшими в голландской колонии. Так или иначе, но, повидимому, у него был обширный круг лиц, поставлявших ему всяческую информацию о московских делах. Масса приводит иногда несколько версий об одном и том же событии (например, о Болотникове) и сообщает довольно точные сведения о событиях, на которых присутствовал заведомо узкий круг лиц (например, приемы герцога Иоанна, послов Ганзы); его описания этих приемов в деталях близки к отчетам и донесениям самих посольств.

Повидимому, в нем весьма рано развилась способность “весьма ловко узнавать секреты других лиц”, как отозвался о Массе в 1639 г. граф Яков Делагарди, и ни недостаток образования, ни весьма юный возраст, ни скромное положение торгового приказчика не помешали ему получить вполне достоверные сведения о многих исторических событиях.


Борис Годунов

Борис был дороден и коренаст (onderset), невысокого роста, лицо имел круглое, волоса и бороду — поседевшие, однако, ходил с трудом по причине подагры, от которой часто страдал, и это оттого, что ему приходилось много стоять и ходить, как обыкновенно случается с московскими боярами, ибо они безотлучно принуждены находиться при дворе и там целые дни стоять возле царя, без присесту, три или четыре дня кряду; такую тяжелую жизнь ведут московские бояре, чем выше они стоят, тем меньше видят покоя и тем больше живут в страхе и стеснении, но не оставляют во всякое время стремиться к возвышению.

Борис был весьма милостив и любезен к иноземцам, и у него была сильная память, и хотя он не умел ни читать, ни писать, тем не менее знал всё лучше тех, которые много писали; ему было пятьдесят пять или пятьдесят шесть лет, и когда бы все шло по его воле, он совершил бы много великих дел; за время [своего правления] он весьма украсил Москву, а также издал добрые законы и привилегии, повелел на всех перекрестках поставить караульни и большие рогатки, которые загораживали улицы так, что каждая уподоблялась особому городу; также предписал он по вечерам ходить с фонарями под страхом пени в один талер за ослушание.

Одним словом, он, [Борис], был искусен в управлении (polityck) и любил возводить постройки; еще во время [царствования] Федора построил вокруг Москвы высокую стену из плитняка; также повелел обнести стеною Смоленск; также на границе с Татарией повелел заложить укрепленный город, который нарек своим именем — Борис-город; но он больше верил священникам и монахам, нежели своим самым преданным боярам, а также слишком доверял льстецам (pluymstryckers) и наушникам (oorblasers), и допустил совратить себя и сделался тираном и повелел извести все знатнейшие роды, как было сказано, и главной к тому причиной было то, что он допустил этих негодяев, а также свою жестокую жену совратить себя, ибо сам по себе он не был таким тираном.

Он был великим врагом тех, которые брали взятки и подарки, и знатных вельмож и дьяков он велел предавать за то публичной казни, но это пе помогало


Амстердам, 1606 год. рис. П. Иоде. Надпись на портрете «Действительный портрет Великого Князя Московии, убитого своими же поддаными 18 мая 1606 года» Под портретом «Дмитрий Великий Князь Московский». Лжедмитрий изображён с усами, в меховой шапке с пером и не похож на все другие свои портреты.1606. Редкий портрет Лжедмитрия I, где он изображён с усами и непохож на все другие свои портреты. (La legende de la vie et de la mort de Demetrius dernier grand Duc de Moscovie. Traducte nouvellement l"an 1606. Amsterdam,) .

Он [Димитрий] был мужчина крепкий и коренастый (sterck onderset), без бороды, широкоплечий, с толстым носом, возле которого была синяя бородавка, желт лицом, смугловат, обладал большою силою в руках, лицо имел широкое и большой рот, был отважен и неустрашим, любил кровопролития, хотя не давал это приметить.

В Москве не было ни одного боярина или дьяка, не испытавшего на себе его строгости, и у него были диковинные замыслы, ибо он собрался зимою осаждать Нарву и предпринял бы это, когда б его не отговорили бояре по причине неудобного [для осады] времени [года]; также отправил он, о чем мы рассказывали при изложении его жизни, много амуниции и припасов в город Елец, с тем чтобы прежде всего напасть на Татарию, но втайне замышлял напасть на Польшу, чтобы завоевать ее и изгнать короля или захватить с помощью измены, и полагал так совсем подчинить Польшу Московии.

Прежде всего это советовали ему многие поляки, как то: Сандомирский, Вишневецкий и другие. Одним словом, у него были великие и диковинные замыслы, и он вознамерился истребить всех московских бояр и [все] знатные роды, и назначил для того день, и повелел исподволь вывезти за [город] много пушек, чтобы, как он говорил, устроить большое потешное сражение (groote scermutsinge uut genuchte), в котором должны были участвовать все бояре, и это должно было случиться после свадьбы, и все шляхтичи (pools heere), также капитаны и полковники, равно как и Басманов и все приверженцы [Димитрия], знали, что им надлежит делать и кого каждый [из них] должен убить и кому остаться в Москве и Кремле. И сам [Димитрий] должен был находиться [за городом] со всеми пушками, польским войском и своими приверженцами, и когда бы он успел в своем намерении, то кто бы посмел противиться ему в Москве, ежели вся амуниция была [За городом] и в его руках? Но бог не допустил до того и сделал так, что московиты оказались проворней его и застигли его врасплох.

Один только Бучинский говорил ему [Димитрию], что то против воли бога и что он [Димитрий] не должен того учинять, но, напротив, привлекать к себе ласкою и давать им [боярам] такие должности (officien), чтобы они не могли войти в силу, и со временем свыклись бы с тем; но он, зная лучше московские обычаи, говорил, что таким образом нельзя править московитами и надобно управлять ими со строгостью, что вполне справедливо, ибо московитов можно удержать [в повиновении] только страхом и принуждением, и ежели им дать волю, то они ни о чем не помышляют; того ради он почел за лучшее устранить бояр (opperste), чтобы потом распорядиться дурным, глупым народом по своему желанию и привести его к тому, что он найдет полезным.

И это было после его смерти верным оправданием [для московитов] перед всеми государями, ибо после его смерти нашли [грамоту, в коей] было все описано, кого надлежало умертвить, а также, кого из поляков он назначит заступить места убитых, и это прочли во всеуслышание перед всем народом, который был тем весьма обрадован и успокоен, и копию послали в Польшу и другие государства (oorden), чтобы объявить о том во всеуслышание.

Нет сомнения, когда бы случилось [все] по его умыслу и по совету иезуитов, то он сотворил бы много зла и причинил всему свету великую беду с помощью римской курии (roomse raet), которая одна была движительницею этого. Но бог, управляющий всем, обратил в ничто эти намерения, за что все истинно верующие должны возблагодарить его


Дворец Лжедмитрия I. Рисунок Исаака Массы. 1606

Он повелел выстроить над большою кремлевской стеною великолепные палаты (wooninge), откуда мог видеть всю Москву, ибо они были воздвигнуты на высокой горе, под которою протекала река Москва, и повелел выстроить два здания, одно подле другого, под углом (gelyc eenen winckelhaeck), одно для будущей царицы, а другое для него самого, и вот приблизительно верное изображение этих палат, возведенных наверху кремлевской стены в Москве; и так стояли палаты на высоких тройных стенах (ор de hooge mueren die 3 dubbel dick syn)

Внутри этих описанных выше палат он повелел поставить весьма дорогие балдахины, выложенные золотом, а стены увесить дорогою парчею и рытым бархатом, все гвозди, крюки, цепи и дверные петли покрыть толстым слоем позолоты; и повелел внутри искусно выложить печи различными великолепными украшениями, все окна обить отличным кармазиновым сукном; повелел также построить великолепные бани и прекрасные башни; сверх того он повелел построить еще и конюшню, рядом со своими палатами, хотя уже была одна большая конюшня при [большом] дворце (palleyse); он повелел в описанном выше дворце также устроить множество потаенных дверей и ходов, из чего можно видеть, что он в том следовал примеру тиранов, и во всякое время имел заботу (об этом] (altyt wat op de leeden hadde).

Исаак Масса сообщает о том, что самозванец предавался в Москве безудержному разврату. Его клевреты-угодники П. Басманов и М. Молчанов тайно приводили во дворец к царю-распутнику пригожих девиц и красивых монахинь, приглянувшихся ему. Когда уговоры и деньги не помогали, в ход пускали угрозы и насилие. Рассказывая о распутстве и извращенных наклонностях Лжедмитрия I, которые очень повредили его репутации, Исаак Масса писал: «Он был распутником, ибо всякую ночь растлевал новую девицу, не почитал святых инокинь и множество их обесчестил по монастырям, оскверняя таким образом святыни, он также растлил одного благородного юношу из дома Хворостининых, которые принадлежат к знатному роду, и держал этого молокососа в большой чести, чем тот весьма величался и все себе дозволял».


Богушевич Симон (circa 1575-1648) Лжедмитрий.(circa 1606, Государственный исторический музей, Москва)


Богушевич Симон (circa 1575-1648) Tsarina Marina Mniszech in coronation robes.(circa 1606, Государственный исторический музей, Москва)

6 мая, рано утром, царицу перевезли в великолепной карете из монастыря в приготовленные для нее прекрасные палаты, и в Кремле устроили перед большой столовой палатой помосты для трубачей, свирельщиков и барабанщиков; также было объявлено всем стрельцам, коих было числом восемь тысяч, чтобы они во все время свадебного празднества оставались в Кремле, в полном вооружении, также большая часть немецких телохранителей и алебардщиков должна была содержать караулы под начальством своих капитанов и иметь заряженные ружья.

8 мая затрезвонили во все колокола, и всем жителям запрещено было работать, и все снова надели самые красивые наряды, и все бояре в великолепных одеждах поехали ко дворцу, также все дворяне и молодые господа, одетые в платья из золотой парчи, унизанные жемчугом, обвешенные золотыми цепями; и [бирючи] возвестили, что настал день радости, ибо царь и великий князь всея Руси вступит в брак и предстанет в царственном величии, и весь Кремль был наполнен боярами и дворянами как поляками, так и московитами, но все польские гости (heeren), по их обычаю имели при себе сабли; за ними следовали слуги с ружьями, и Кремль был оцеплен кругом помянутыми стрельцами, числом восемь тысяч, все в кафтанах красного кармазинного сукна с длинными пищалями.

Весь путь, по которому он должен был шествовать, был устлан красным кармазинным сукном, [от самого дворца] до всех церквей, что надлежало ему посетить; поверх красного сукна еще разостлали парчу в два полотнища; и прежде вышли патриарх и епископ новгородский, одетые в белые ризы, унизанные жемчугом и драгоценными каменьями, и пронесли вдвоем высокую царскую корону в Успенский собор (ha de kercke Maria), вслед за тем пронесли золотое блюдо и золотую чашу, и тотчас затем вышел Димитрий; впереди его некий молодой дворянин нес скипетр и державу, за этим прямо перед царем другой молодой дворянин, по имени Курлятов (Coerletof), нес большой обнаженный меч; и царь был убран золотом, жемчугами и алмазами, так что едва мог итти, и его вели [под руки] князь Федор Иванович Мстиславский и Федор Нагой, и на голове у него [царя] была большая царская корона, блестевшая рубинами и алмазами, за ним шла принцесса Сандомирская, его невеста, убранная с чрезвычайным великолепием в золото, жемчуг и драгоценное каменье, с распущенными волосами и венком на голове, сплетенным из алмазов и оцененным царским ювелиром, как я сам слышал, в семьдесят тысяч рублей, что составляет четыреста девяносто тысяч гульденов; и ее вели жены помянутых бояр, сопровождавших царя.

Впереди царя шествовали по обе стороны четыре человека в белых, унизанных жемчугом платьях, с большими золочеными топорами на плечах; и эти четверо вместе с меченосцем оставались перед церковью, пока царь не вышел из нее; и так они [царь и Марина] дошли до Успенского собора, где были обвенчаны по московскому обряду патриархом и епископом новгородским, в присутствии всего духовенства, московских и польских вельмож.


Богушевич Симон. Венчание Лжедмитрия и Марины Мнишек в Москве 8 мая 1606 года. (около 1613, Государственный исторический музей, Москва)

О, как раздосадовало московитов, что поляки вошли в их церковь с оружием и в шапках с перьями, и если бы кто-нибудь подстрекнул московитов, то они на месте перебили бы всех [поляков], ибо церковь их была осквернена тем, что в нее вошли язычники, коими они считают все народы на свете, полагая и твердо веря тому, что только они христиане, того ради в своем ослеплении они весьма ревностны к своей вере.

Перед кремлевскими воротами стояла сильная стража, большие ворота были открыты, но в них никто не смел въезжать, кроме поляков, бояр, дворян и иноземных купцов, а из простого народа никого туда не пускали, что всех раздосадовало, ибо полагали, что так повелел сам царь, и что весьма возможно, ибо иначе в Кремле нельзя было бы двигаться.

По выходе из церкви [царя и царицы] после венчания вышли и все вельможи. Дьяк Богдан Сутупов, Афанасий Власов и Шуйский помногу раз полными горстьми бросали золото по пути, по коему шествовал царь, державший за руку свою супругу, и на голове у нее была большая царская корона, и их обоих проводили наверх польские и московские вельможи и княгини.

Золото было самое лучшее, [от монет] величиною в талер и до самых маленьких, в пфенниг.

Едва царь взошел наверх [во дворец], тотчас зазвучали литавры, флейты и трубы столь оглушительно, что нельзя было ничего ни услышать, ни увидеть, и царя и его супругу провели к трону, который весь был из позолоченного серебра. И к нему вели ступени, и рядом с ним стоял такой же трон, на который села царица, и перед ними стоял стол; внизу расставлено было множество столов, за которыми сидели вельможи и дамы, и всех угощали по-царски; сверх того [во время пира] слышалась прекрасная музыка на различных инструментах, и [музыканты] стояли на помостах, устроенных в той же палате и убранных с большим великолепием, и этих музыкантов вывез из Польши воевода Сандомирский, среди них были поляки, итальянцы, немцы и брабантцы, и на пиру было великое веселье, сопровождаемое сладостной гармонией.

Но в тот день приключилось и много несчастий, кои многими были приняты за худое предзнаменование, ибо царь потерял с пальца алмаз, ценою в тридцать тысяч талеров. Также воеводе Сандомирскому стало дурно за столом, так что его отвезли в карете домой; и в Кремле один поляк был ранен стрельцами, стоявшими на карауле, и многие приняли это за дурной знак, но не говорили [об этом].

Даже Пирлинг, чья статья являлась единственной попыткой подробного критического разбора сочинения Массы, при всей своей неприязни к Массе, чувствуя себя обязанным проявить некоторое историческое беспристрастие, признает, что личные наблюдения Массы большею частью выдерживают проверку и только некоторые из них должны быть отброшены.

Наконец, очень замечательны записанные Массою обвинения против Лжедимитрия или, как он выражается, “статьи, в которых были изложены причины убиения венчанного царя”

Весьма примечательно, что большинство даже не вполне достоверных известий Массы находит себе параллель в русских источниках, летописях и хронографах и, следовательно, имеет за собой какую-то общую устную традицию. Таким образом, неверные и ошибочные суждения Массы находят себе объяснения не в его недобросовестности, а в стоустой московской народной молве, в дошедших до него тревожных слухах и взволнованных рассказах

Книга Массы так и не увидела свет при жизни автора. Однако ему удалось издать две статьи о Сибири, которые вошли в вышедший в 1612 г. в Амстердаме сборник нидерландского географа Гесселя Герритса, Описание земли: самоедов в Татарии. К статьям Массы была приложена карта

Собранные Массой данные показывают, что он не чужд был и географических, и этнографических интересов вообще и чувствовал особую склонность к науке землеведения. Во всяком случае, что уже к концу своего первого пребывания в Москве, благодаря одному русскому, который ездил в Сибирь при Борисе Годунове, а также знакомству с царедворцами и дьяками приказов, с которыми он постоянно старался поддерживать дружеские отношения, Масса располагал уже довольно обширными и точными сведениями о Сибири. Между прочим, вероятно в 1608 г., Масса получил предложение от нидерландского торговца Исаака Лемэра принять участие в качестве фактора в экспедиции для отыскания Северо-Восточного морского пути, но отказался от этого предложения. Причины этого отказа изложены им самим в его известии о дорогах из Московии на Восток: «Я прекрасно знаю и могу это доказать, что этот северный путь закрыт и что все желающие его открыть претерпят неудачу в своих попытках». Экспедиция Ле Мэра вышла из Нидерландов 5 мая 1608 г.. Масса от этого предложения отказался.


Isaac Massa, Caerte van"t Noorderste Russen, Samojeden, ende Tingoesen Landt (1612)
Source A Short History of the Beginnings and Origins of These Present Wars in Moscow under the Reign of Various Sovereigns down to the Year 1610 by Isaac Massa


Isaac Massa. Новейшая карта России. Голландская карта 1638 года. Показано Лукоморье; на севере России.

В Россию Масса вернулся, вероятно, в 1612 г. в звании посла генеральных штатов. В резолюции Генеральных штатов от 23 мая 1614 г. его уже звали “молодым человеком, жительствующим в Московии”. А в статейном списке пребывания Массы в Москве под 4 января 1615 г. отмечено: “И голландский посланник Исаак Абрамов—говорит, что в Голландской земле он не бывал уже долгое время”

Милостивые Господа! Сегодня прибыл сюда из Англии, в качестве королевского посла, вновь пожалованный кавалер, по имени Марк (M-r Marck) (Де Мерик.). Он в прошедшем еще году был здесь служителем (dienner) у купцов в английской кампании. В чем состоит данное ему поручение, об этом я узнаю в Москве. Я полагаю, что цель сего посольства — вытеснить нас из этой страны, чего они уже не раз добивались. Но я думаю, что это им не удастся. Я всеми силами и средствами буду им противодействовать, под покровительством вас, Милостивые мои Государи; пусть это будет стоить 1000 фунт. стер.! Я представлю царю, что Милостивые мои Господа сделают все возможное, чтоб помирить его со Швециею; далее, что мы будем ходатайствовать у турок об освобождении московских пленных, и о том, чтоб султан (Groote Herr) приказал крымским татарам не делать более набегов на московское государство и помирился бы с Москвою. Всего более я постараюсь поставить на вид, сколь велики выгоды, полученные доселе царем от нидерландских купцов; что вдесятеро более еще можно от них ожидать, если нам даровано будет просимое нами в переговорах дозволение свободно торговать по Каспийскому морю. Если все это будет изложено и договорено как следует, если задобрить князей, чтоб они нашептывали царю в нашу пользу, то я уверен, что мы будем иметь успех, не взирая на пышность и хвастовство голышей английской кампании. Свита этого посла, или лучше сказать новоиспеченного кавалера, весьма многочисленна, но фигура его отказывается принять на себя кавалерскую посадку: он похож на мужика, каковым он был, впрочем, всегда. Англичане одеты пышно, по-королевски; дворяне его свиты набраны отовсюду; слуги его, числом до двадцати, носят красную одежду; при нем четыре пажа, три лакея и еще трое или четверо других, добровольно присоединившихся к посольству.

Но дайте нам, голландцам, дожить до того, чтобы явиться в наших черных бархатных, длинных кафтанах с золотыми цепями, то насколько я знаю русских, мы произведем лучшее впечатаете и привлечем их к себе. Англичане же наряжены были словно комедианты.


Франц Халс. Свадебный портрет Исаака Массы и Беатрис ван дер Лаен. (1622, Государственный музей, Амстердам)
Франц Халс написал несколько портретов Массы, из которых наиболее известны двойной портрет Массы с женой (1622) и одиночный

Впоследствии Масса не раз выполнял ответственные дипломатические поручения своего правительства, до 1634 г. часто ездя из Московии в Голландию и обратно. Умер он в 1635 г.


Frans Hals (1582/1583-1666) Portrait of Isaac Abrahamsz. Massa. (circa 1635, San Diego Museum of Art)

А. К. Толстой пользовался книгой Массы, когда писал последнюю часть своей трилогии “Борис Годунов”. В письме к М. М. Стасюлевичу от 28 ноября 1849 г. он писал: “Наконец трилогия готова, и, кажется, отдельные части fugen sich recht sauber zusammen. Только, если дело дойдет до издания всех трех трагедий вместе, надо будет в См[ерти] Иоан[на] переделать борисову жену, которую я в последней трагедии представил не по летописям, а по сказанию голландца Масса. Этак она выходит оригинальнее и рельефнее, как достойная дочь Малюты. Я думаю, Костомаров будет ею доволен”

Записки Массы “о войнах и смутах в Московии” впервые изданы были только в 1866 г.

Фонд Исаака Массы в Гронингене стремится стимулировать научные и культурные контакты между Российской Федерацией и Нидерландами.

Абель Тасман - голландский мореплаватель
Часть 3 -
Часть 4 - "Приключения голландцев в России". Исаак Масса - «кремленолог» XVII века
Часть 5 -
Часть 6 -
Часть 7 -

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.