Почему лев толстой не любил женщин. Лев Толстой: семьянин с душой развратника

Мы обратимся к его странным суждениям о женщинах, которые поначалу могут показаться неуместными Восьмого марта…

В 23 года Лев Толстой по дороге на Кавказ на неделю остановился в Казани. Отсюда он писал сестре: «Госпожа Загоскина устраивала каждый день катания в лодке. То в Зилантьево, то в Швейцарию и т.д., где я имел часто случай встречать Зинаиду… так опьянен Зинаидой». Зинаида - это Молоствова, представительница известного казанского дворянского рода, о которой современники вспоминали: «Она была не из самых красивых, но отличалась миловидностью и грацией. Она была умна и остроумна. Ее наблюдения над людьми всегда были проникнуты юмором, и в то же время она была добра, деликатна по природе и всегда мечтательно настроена».

Толстой размышлял в дневнике: «Я жил в Казани неделю. Ежели бы у меня спросили, зачем я жил в Казани, что мне было приятно? Отчего я был так счастлив? Я не сказал бы, что это потому, что я влюблен. Я не знал этого. Мне кажется, что это-то незнание и есть главная черта любви, составляет всю прелесть ее … Помнишь Архиерейский сад, Зинаида, боковую дорожку? На языке у меня висело признание, и у тебя тоже… Мое дело было начать, но, знаешь, отчего, мне кажется, я ничего не сказал? - Я был так счастлив, что мне нечего было желать...Я ни слова не сказал ей о любви, но я так уверен, что она знает мои чувства...»

Но эта высокая поэтическая сторона любви всегда боролась в Толстом с зависимостью от её чувственной стороны, с которой он столкнулся тоже в Казани: «Когда братья затащили меня в публичный дом, я и совершил половой акт в первый раз в своей жизни, я сел потом у кровати этой женщины и заплакал … Одно сильное чувство, похожее на любовь, я испытал, только когда мне было 13 или 14 лет, но мне не хочется верить, чтобы это была любовь; потому что предмет была толстая горничная (правда, очень хорошенькое личико), притом же от 13 до 15 лет - время самое безалаберное для мальчика (отрочество), - не знаешь, на что кинуться, и сладострастие в эту эпоху действует с необыкновенною силою». Как Толстой ни обещал себе: «У себя в деревне не иметь ни одной женщины, исключая некоторых случаев, которые не буду искать, но не буду и упускать», но, например, несколько лет имел связь с замужней крестьянкой Аксиньей Базыкиной - даже тогда, когда сватался к будущей жене, Софье Берс. Перед женитьбой Толстой дал невесте свои откровенные дневники, которые вызвали у нее отчаяние.

Эту зависимость Толстой презирал в себе («Мужчина может пережить землетрясение, эпидемию, ужасную болезнь, любое проявление душевных мук; самой же страшной трагедией, которая может с ним произойти, остается и всегда будет оставаться трагедия спальни»), что в зрелые годы привело его практически к женоненавистничеству, которое он выражал, не стесняясь в формулировках: «Уж если нужно сравнение, то брак следует сравнивать с похоронами, а не с именинами. Человек шёл один - ему привязали за плечи пять пудов, а он радуется. Что тут и говорить, что если я иду один, то мне свободно, а если мою ногу свяжут с ногою бабы, то она будет тащиться за мной и мешать мне… Сходятся два чужих между собою человека, и они на всю жизнь остаются чужими…», «Всё было бы хорошо, кабы только они (женщины) были на своем месте, т.е. смиренны», «Женский вопрос!... Только не в том, чтобы женщины стали руководить жизнью, а в том, чтобы они перестали губить её», «Смотри на общество женщин как на необходимую неприятность жизни общественной и, сколько можно, удаляйся от них. В самом деле, от кого получаем мы сластолюбие, изнеженность, легкомыслие во всем и множество дурных пороков, как не от женщин?»

Поэтому Толстой был категорически против женской эмансипации, а особенно - против «ученых женщин», т.е. большой части нашего нынешнего университетского сообщества. В 1870 году он писал: «Мы увидим, что никакой надобности нет придумывать исход для отрожавшихся и не нашедших мужа женщин: на этих женщин без контор, кафедр и телеграфов всегда есть и было требование, превышающее предложение. Повивальные бабки, няньки, экономки, распутные женщины. Никто не сомневается в необходимости и недостатке повивальных бабок, и всякая несемейная женщина, не хотящая распутничать телом и душою, не будет искать кафедры, а пойдет насколько умеет помогать родильницам». Даже такое пишет Толстой: «Только земледелец, никогда не отлучающийся от дома, может, женившись молодым, оставаться верным своей жене и она ему, но в усложненных формах жизни, мне кажется очевидным, что это невозможно (в массе, разумеется) …Допустить свободную перемену жен и мужей (как этого хотят пустобрехи-либералы) - это тоже не входило в цели провидения по причинам ясным для нас - это разрушало семью. И потому по закону экономии сил явилось среднее - появление магдалин … Что бы сталось с семьями? Много ли бы удержалось жен, дочерей чистыми? Что бы сталось с законами нравственности, которые так любят блюсти люди? Мне кажется, что этот класс женщин необходим для семьи, при теперешних усложненных формах жизни».

Итогом стал призыв Толстого полностью отказаться от брака и от половой жизни даже для рождения детей, а если уже есть семья, то муж и жена должны жить как брат с сестрой, и тогда чувственная сторона любви уже не будет мешать им любить - не друг друга, а всё человечество.

Все это привело к колоссальной семейной трагедии Толстых, которой посвящены сотни как вульгарных, так и талантливых книг и фильмов (я очень рекомендую интересующимся прочитать недавнюю очень умную работу Павла Басинского «Лев Толстой: Бегство из рая»). Тут не было правых и виноватых - было два страдающих существа: публично высказываемые взгляды мужа (все понимали, что его выпады против женщина направлены в первую очередь на жену) довели Софью Андреевну до состоянии истерии и почти паранойи, которые превратила жизнь в ад. Она подслушивала, подглядывала, следила за передвижениями мужа в бинокль, по ночам рылась в его бумагах, демонстративно топилась в пруду… И Толстой уходит из Ясной Поляны, а Софья Андреевна воспринимает его ночное тайное бегство как свой позор - и нет ничего страшнее фотографии, на которой она смотрит через окно в комнату, где умирает Толстой и где собрались близкие ему люди, но её к нему не пускают.

В 1899 году Толстой писал в дневнике: «Главная причина семейных несчастий - та, что люди воспитаны в мысли, что брак даёт счастье. К браку приманивает половое влечение, принимающее вид обещания, надежды на счастье, которое поддерживает общественное мнение и литература; но брак есть не только не счастье, но всегда страдание, которым человек платится за удовлетворённое половое желание».

Немало биографов и психиатров искали истоки толстовских идей в его физиологии и даже психических отклонениях, а высказывания героя «Крейцеровой сонаты», убившего из ревности жену, вызывали у многих читателей - особенно читательниц - и в XIX веке, и в наши дни отвращение и гнев.

Но… не стоит ли в день, посвященный правам женщин, подумать о том, что во многих мыслях Толстого, как ни парадоксально, есть и то, что важно и глубоко?

Тот же герой «Крейцеровой сонаты» говорит: «Жил до женитьбы, как все живут, то есть развратно, и, как все люди нашего круга, живя развратно, был уверен, что я живу, как надо. Про себя я думал, что я милашка, что я вполне нравственный человек. …Я избегал тех женщин, которые рождением ребенка или привязанностью ко мне могли бы связать меня. Впрочем, может быть, и были дети и были привязанности, но я делал, как будто их не было. …А ведь в этом-то и главная мерзость, - вскрикнул он. - Разврат ведь не в чем-нибудь физическом, ведь никакое безобразие физическое не разврат; а разврат, истинный разврат именно в освобождении себя от нравственных отношений к женщине, с которой входишь в физическое общение. А это-то освобождение я и ставил себе в заслугу». Ответом на такое отношение мужчин становится нравственно искаженное поведение женщин: «… это-то и объясняет то необыкновенное явление, что, с одной стороны, совершенно справедливо то, что женщина доведена до самой низкой степени унижения, с другой стороны - что она властвует..."А, вы хотите, чтобы мы были только предмет чувственности, хорошо, мы, как предмет чувственности, и поработим вас", - говорят женщины. … Пройдите в каждом большом городе по магазинам. … Вся роскошь жизни требуется и поддерживается женщинами. Сочтите все фабрики. Огромная доля их работает бесполезные украшения, экипажи, мебели, игрушки на женщин. Миллионы людей, поколения рабов гибнут в этом каторжном труде на фабриках только для прихоти женщин. Женщины, как царицы, в плену рабства и тяжелого труда держат 0,9 рода человеческого. А все оттого, что их унизили, лишили их равных прав с мужчинами. И вот они мстят действием на нашу чувственность, уловлением нас в свои сети. Да, все от этого. Женщины устроили из себя такое орудие воздействия на чувственность, что мужчина не может спокойно обращаться с женщиной. Как только мужчина подошел к женщине, так и подпал под ее дурман и ошалел. И прежде мне всегда бывало неловко, жутко, когда я видал разряженную даму в бальном платье, но теперь мне прямо страшно…»

В речах этого полусумасшедшего героя есть что-то, что заставляет задуматься и о нашей нынешней цивилизации, в которой отсутствие нравственно ответственности в отношениях стало нормой, а ценностью является не умная и обаятельная университетски образованная женщина, но обнаженная и приглуповатая дама полусвета…

День рождения Софьи Андреевны Толстой тоже приходится на сентябрь — только его, разумеется, на государственном уровне не отмечают.

«Гордый и знающий себе цену, он, кажется, во всей своей жизни сказал мне только раз „прости“, но часто даже просто не пожалеет меня, когда почему-нибудь обидел меня или замучил какой-нибудь работой. Странно, что он даже не поощрял меня никогда ни в чем, не похвалил никогда ни за что. В молодости это вызывало во мне убеждение, что я такое ничтожество, неумелое, глупое создание, что я все делаю дурно». С. А. Толстая, мемуары

Влияет ли знание о личности автора на восприятие текста? Хорхе Луис Борхес как-то раз написал рассказ о том, что один и тот же роман« Дон Кихот» будет восприниматься по‑разному, если читатель будет знать, что он написан не испанским воякой XVI века Сервантесом, а, скажем, ироничным профессором литературы в ХХ веке.

«Вчера вечером меня поразил разговор Л. Н. о женском вопросе. Он и вчера, и всегда против свободы и так называемой равноправности женщины; вчера же он вдруг высказал, что у женщины, каким бы делом она ни занималась: учительством, медициной, искусством, — у ней одна цель: половая любовь. Как она ее добьется, так все ее занятия летят пра­хом. Я возмутилась страшно таким мнением и стала упрекать Льву Нико­лае­вичу за его этот вечный циничный, столько заставивший меня стра­дать взгляд на женщин».

По-моему, это знание добавляет романам Толстого важное дополнительное измерение. В школе романы Толстого проходят в 10−11 классах. В тот период, когда подростки ищут свое место в жизни. И тут — здравствуйте вам, господин граф Толстой со своей« плодовитой самкой» Наташей Ростовой как идеалом женщины! И злодейкой Элен, вся вина которой в том, что она посмела иметь собственный сексуальный аппетит и не желала рожать(судя по косвенным намекам, данным в романе, Толстой избавился от Элен с помощью подпольного аборта).

Если называть вещи своими именами: Лев Николаевич Толстой — мизогин. И романы его — мизогинные. Великий русский писатель не считал женщин полноценными людьми. Может быть, и к лучшему, что его длинные романы сегодня практически никто не читает.

«…он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, — не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины». Л.Н. Толстой, «Война и мир», том 4

Если у жены по определению« маленькое умственное хозяйство», стоит ли прислушиваться к тому, что она говорит? Баба же как корова — мычит и сама не знает почему.

В старости Софья Андреевна вспоминала, что в муже имела или страстного любовника, или сурового судью, но никогда — друга. Десятилетия она трудилась, но похвалы не заслужила. В семье был культ мужа, все лавры доставались ему.

«Сейчас 2 часа ночи, я все переписывала. Ужасно скучная и тяжелая работа, потому что, наверное, то, что написано мною сегодня, — завтра все перечеркнется и будет переписано Львом Николаевичем вновь. Какое у него терпение и трудолюбие — это поразительно!» Дневник С. А. Толстой, 1897 год

Удивительна сила инерции в обществе! В России до сих пор в ходу установка о том, что« хорошая жена» обязана жертвовать собой ради семьи. Читай — мужа и детей. Сама она со своими интересами в «семью» почему-то не включается. Так было заведено и у Толстых. Софья Андреевна страстно любила музыку. Но…

«Я намекнула, было, что мне хотелось бы съездить на представления опер Вагнера в Петербург, но на меня Лев Николаевич за это излил такой злобный поток упреков, так язвительно говорил о моем сумасшествии касательно моей любви к музыке, о моей неспособности, глупости и т. д. , что мне теперь и охоту отбило что-либо желать».

С годами взгляды Толстого на женщин не изменились. Дочерей он поощрял не выходить замуж и хранить« чистоту». Сыновьям давал другие советы.

«Сегодня Степа брат разговаривал с Львом Николаевичем и Сережей. Я вошла — они замолчали. Я спрашиваю: о чем говорили? Они замялись, потом Л. Н. говорит: «Мы говорили о том, что лучшие половые отношения с женщинами — это с простыми крестьянками, но, разумеется, без брака». Дневник С. А. Толстой, 1898 год

Это мнение — один в один то, что сегодня транслируют оголтелые женоненавистнические паблики« ВКонтакте», где женщин называют« спермоприемниками», годящимися лишь для сброса сексуального напряжения. Не исключено, что Лев Николаевич просто не был способен на любовь к женщине.

фото ТОЛСТОЙ С ЖЕНОЙ

Супружеская жизнь Льва Толстого подверглась активному обсуждению уже после смерти Льва Толстого. Советское правительство навязывало идеологию негативного восприятия жены и дочерей "зеркала русской революции". Со временем, негативное восприятие стало неудобным. Идеологическая направленность поменялась, и из жены Толстого сделали покорного ангела своего любимого мужа. Муку, в которой прожила свою жизнь жена писателя, со временем назвали большой любовью.

В общем, переврали, на черное сказали белое, поставили все с ног на голову, так и оставили для потомков, с каждым поколением все более идеализируя отношения совершенно чужих друг другу людей, вынужденных жить в одном доме, под одной крышей, и называться счастливой семьей.

"Ни о ком не ходило столько сплетен и не рождалось столько домыслов, как о них двоих. Самые потаенные, интимные подробности отношений между ними подвергались пристальному рассмотрению." http://babuha-yaguha.ucoz.ru/publ/klassiki_russkoj_literatury/tolstoj_lev_nikolaevich/lev_tolstoj_i_sofja_bers/30-2-0-618

Жизнь супругов с самого начала была историей конфликтов. По мере взросления молодой и неопытной Софьи, конфликты усугублялись.

Биографы пишут, что граф Лев Николаевич Толстой был наследником сразу нескольких древних родов. Это не правда. Об исследовании его родословной в следующей статье. Сейчас же хочу разобрать отношения между мужем и женой, и что из этого получилось.

Молодой Толстой всегда отличался блудом. Связи его были неразборчивы, и все его "дамы сердца" как правило были низкого происхождения: цыгане, крестьяне, прислуга в доме. Причем граф не делал различия между женщиной и мужчиной. Ему было все равно. Точнее он отдавал предпочтение мальчикам.

Читаем эпизод из биографии Л.Толстого:
"Однажды граф Толстой соблазнил совсем невинную крестьянскую девушку, Глашу, горничную тетушки. Она забеременела, тетушка ее выгнала, родные принять не хотели, и Глаша погибла бы, если бы ее не взяла к себе сестра Льва Николаевича - Маша. После этого случая он решил проявить сдержанность и дал себе обещание: «У себя в деревне не иметь ни одной женщины, исключая некоторых случаев, которые не буду искать, но не буду и упускать». Разумеется, обещание это Толстой не исполнил, зато отныне телесные радости для него были приправлены горечью раскаяния"

Читаю и диву даюсь. О каком раскаянии идет речь. Граф отличался свирепостью, злым нравом, несдержанностью. Бесконечным насилием своих крестьян. Огромное количество его собственных детей в деревнях видимо давало ему какие-то особые чувства.

Взгляните на это фото. Присмотритесь.

фото ТОЛСТОЙ И ДЕТИ

На фото Лев Толстой приказал согнать на площадь всех своих девок, которые нарожали ему детей. Здесь и кормящие мамки, и мамки с младенцами до года, здесь и подросшие детишки 3 - 6 лет. Посмотрите внимательно, - дети с осторожностью смотрят на Толстого. Лица их выражают недоверие, испуг. То ли барин даст подарочек, то ли заберет к себе. Мамок отодвинули подальше. Здесь только малыши. Вглядитесь в звериное лицо зловещего старика. Рассказывают о том, что Толстой создавал школы, кормил детей, создавал столовые. Да, он создавал столовые, где кормил своих собственных детей. Это геройство? Это благотворительность? да нет же! Старый развратник, наплодив огромное количество детей, пытался их прокормить. Ведь недаром говорят, что все дети, а затем и все взрослые люди окрестных деревень были похожи между собой, - с некрасивыми носами бульбой, звериным выражением лица.

фото ПОРТРЕТ ТОЛСТОГО

Итак, кто же такая была жена Толстого? За что ей досталось тяжкое испытание? Жутко тяжелый крест на всю ее жизнь. Она была похожа на Христа, несущего свой крест на Голгофу. Она не родилась для счастья. Вся ее жизнь была сплошным страданием.

Софья Андреевна Берс была дочерью врача. В семье Андрея Евстафьевича Берса и его жены Любови Иславиной было 8 детей. Любовь Иславина познакомилась с бедным врачом во время ее лечения. Девушка влюбилась. Да это и понятно. Болезнь, постель, молодой врач, трогающий тело, которое не знало прикосновений мужских рук. Конечно, девушка трепетала. Вопреки воли родителей, вышла замуж, прожили в бедности.

По бедности Любовь Александровна сама воспитывала своих дочерей, дети много читали, "а Соня даже пробовала себя в литературном творчестве: сочиняла сказки, пыталась писать статьи на литературные темы." Отметим этот факт. Именно этот факт окажет в творчестве писателя Льва Толстого важную роль и влияние.

"Жила семья Берс в квартире при Кремле, но скромно, по воспоминаниям Льва Николаевича Толстого - почти бедно." Жили нище. Еле сводя концы с концами. А ну-ка прокормите ораву детей 8 человек на бедное жалование лекаря.

Посетив однажды дом лекаря, Толстой отметил для себя сразу двух сестер Лизу и Соню. Совестливостью граф никогда не отличался. А посему, приударил за обеими.

"Второй раз влюбился граф Толстой летом 1854 года, после того как согласился стать опекуном троих осиротевших детей дворянина Арсеньева , и старшая дочь, двадцатилетняя Валерия, показалась ему тем самым долгожданным идеалом. Его встреча с Валерией Арсеньевой случилась ровно через месяц после того, как он впервые увидел свою будущую жену Соню Берс..."

Опекун - значит распорядитель наследства и собственности детей. Какая же скотина подпустила развратника к сиротам? Не иначе граф купил себе опекунство.

Граф разъезжал по Москве и искал приключений с дочерьми своих знакомых. Только что у него были Лиза и 11-летняя Софья на примете. Через месяц у него появляется Валерия. По какой-то причине распутного графа назначают опекуном 20-летней девушки. Советские моралисты историки конечно нашли пороки в девушке, а не графе. "Валерия с удовольствием кокетничала с молодым графом, мечтала выйти за него замуж". Граф не пропустил сиротку своим вниманием. "Когда различие это разъяснилось, Лев Николаевич понял, что Валерия Арсеньева - отнюдь не тот идеал, который он искал, и написал ей почти оскорбительное письмо, в котором заявил: «Мне кажется, я не рожден для семейной жизни". Расставался граф с оскорблениями. Каково было сироте, обесчещенной распутником? Кто заступится за сироту? Никто. Граф распорядился деньгами сирот так же, как он распорядился их судьбами: поматросил и бросил.

Через год граф навестил своих сирот. К Валерии он уже не испытывал никаких чувств. Будущей его жене было в это время 12 лет. И тут на пути графа появляется крестьянка Аксиния Базыкина, муж которой занимался извозом, и часто отсутствовал дома. Связь с Аксинией продолжалась 3 года. И опять мы читаем советских моралистов-идиотов: "Необыкновенно хорошенькая собой, соблазнительная, хитрая и лукавая, Аксинья кружила мужчинам головы, с легкостью их завлекала и обманывала." Опять женщина виновата, кружила мужикам головы, и Толстому в том числе. "«Идиллия», «Тихон и Маланья», «Дьявол» - все эти произведения написаны Толстым под впечатлением от чувств к Аксинье." Ну и что это были за чувства впечатлительного развратника?

"Аксинья забеременела примерно тогда, когда Лев Николаевич сватался к Соне Берс. Новый идеал уже вошел в его жизнь, но разорвать отношения с Аксиньей он был не в силах."

"В августе 1862 года все дети семьи Берс поехали навестить деда в его имение Ивицы и по дороге остановились в Ясной Поляне. И вот тогда 34-летний граф Толстой вдруг увидел в 18-летней Соне" ту, кого он может воспитать и поджать под себя.

"«вино ее прелести ударило ему в голову» - потом эти свои чувства он описал в «Войне и мире», в эпизоде, когда князь Андрей Волконский танцует с Наташей Ростовой и влюбляется в нее. Внешне Наташа была списана с Сони Берс: худенькая, большеротая, некрасивая, но совершенно неотразимая в сиянии своей юности." Эти строки надо отметить особо. Ведь сама Софья Андреевна писала их, а не Лев Толстой . Она описывала свои чувства и как это должно было бы происходить в случае идеальных отношений.

"Когда Берсы вернулись в Москву, он поехал вслед за ними. Андрей Евстафьевич и Любовь Александровна поначалу думали, что Толстой заинтересовался их старшей дочерью, Лизой, и с радостью его принимали, надеясь, что он вскоре посватается."

Итак, отметим, что Толстой приударял сразу за двумя сестрами. Родители не могли ошибаться, Толстой действительно ухаживал за Лизой, старшей сестрой. А тайно и за младшей. Софья была второй по счету ребенок в семье из 8 детей. Насладившись Лизой, Толстой посватался к Софье. Семья была настолько бедной, что родители насильно выдали свою дочь замуж. Граф Л. Толстой имел деньги. Родители надеялись хоть как-то за счет замужества дочери подтянуть и вырастить других детей семьи.

Нутро Толстого было до того гнилое, отношение к людям - хамское, и потому он решил поиздеваться над молодой, не знавшей жизни девушкой. Он дал ей читать свой дневник, где описывал в достаточных подробностях как и кого он любил, какими извращениями занимался. Описывал в красках отношения с мужчинами и мальчиками. Извращенец наслаждался своим хамством. Своими записями о гомосексуальных связях с мужчинами и извращениях с женщинами, Толстой бил наотмашь свою будущую невесту. Это было страшно. Это было тяжело.

"Для Сони эти откровения стали настоящим шоком. Прийти в себя Соне помог разговор с матерью: Любовь Александровна хотя и была шокирована выходкой будущего зятя, но постаралась объяснить Соне, что у всех мужчин в возрасте Льва Николаевича есть прошлое, просто большинство женихов не посвящают невест в эти подробности."

Бедность сделала свое дело. Соню заставили выйти замуж за грязного развратника. Ее принесли в жертву, прекрасно понимая это.

"Соня рыдала. Под венец в кремлевской церкви Рождества Богородицы она шла в слезах."... Утром в день венчания, 23 сентября, Толстой, увидев слезы, устроил скандал и решил отложить венчание. Предложил Берсам подумать. Зачем ему жена в слезах? Но у Берсов было уже все оговорено. Просто Соня не могла не жалеть себя, понимая, что на этом жизнь ее заканчивается. "Не может же и правда она, восемнадцатилетняя, нежная, любить его, «старого беззубого дурака»? И опять Соня рыдала."

"Вечером того же дня молодые супруги уехали в Ясную Поляну...Семейная жизнь, однако же, началась далеко не безоблачно. Соня проявляла в интимных отношениях холодность и даже брезгливость".

18-летняя Соня не могла без содрогания и брезгливости смотреть на чудовище, на зверя с богатым карманом, за которого ее насильно выдали замуж. Все дневники, которые впоследствии обозначат якобы, как записки самого Льва Толстого о каких-то сентиментальных переживаниях, - все это переписанные Софьей Андреевной страница за страницей дневники, которые должны были остаться в истории. Вы не встретите ни одной страницы, написанной рукой Толстого. Все написано рукой его жены. Потому что настоящие записи Льва Толстого чудовищны по содержанию.

Толстой сердился на жену " за то, что не получает отклика. Однажды во время брачной ночи у него даже случилась галлюцинация: графу почудилось, что в объятиях у него не Соня, а фарфоровая куколка, и даже край рубашечки отбит. Он рассказал о видении жене - Соня испугалась . Но изменить своего отношения к телесной стороне супружества не смогла. Во многом это отвращение было следствием прочтения ею дневников мужа. Откровенность Льва Николаевича стала для Сони источником мучений."

Герой русской литературы писатель Лев Толстой откровенно издевался над своей молодой женой, познавшей гнусности рядом с "зеркалом русской революции". Толстой, как опытный маньяк-мерзавец ломал девушку под себя. Психологически ломал. Беременную с токсикозом он гонял ее на скотный двор, чтобы от запахов она испытывала бы еще большие мучения. Вот он, герой русской литературы во всей своей красе.

Когда Софья носила своего первого ребенка, то Аксинья - любовница Толстого, приходила к Толстому постоянно, приводила ребенка, рожденного от Толстого. "Соня ревновала так отчаянно, что однажды ей приснилось, как она разрывает на части ребенка, которого родила от Льва Николаевича Аксинья.."

Чтобы жена не сбежала, он ломал ее до последнего издыхания, унижая ее одеждой.Непокорность в развратных утехах Толстой лечил вот так: "Для беременности ей сшили «коротенькое, коричневое, суконное платье». Его заказывал и покупал сам Лев Николаевич". Во время беременности, когда живот лезет на нос, надеть коротенькое платье?! Коричневого цвета? Коричневый цвет часто угнетает, психологически подавляет людей. Во время беременности восприятие красок усиливается. Толстой знал как надо издеваться, чтобы доставить наибольшую боль и унижение. Каждая крестьянка носила юбки и платья "в пол", каждая девушка образованная носила длинные платья. Никто не выходил на улицу в коротком. Каково же было беременной в коротко задранном платье?

Педофил, педераст - ненавидел женщин.

После смерти Толстого измученная жена создавала совершенно иной образ. Она писала за Толстого то, что хотела бы, чтобы он писал при жизни. К сожалению, Толстой не писал никогда ничего хорошего о своей жене. "Исповедь" она писала за него сама.

"В своей «Исповеди» Толстой писал: «Новые условия счастливой семейной жизни совершенно уже отвлекли меня от всякого искания общего смысла жизни. Вся жизнь моя сосредоточилась за это время в семье, в жене, в детях и потому в заботах об увеличении средств жизни."

Роды были преждевременные, тяжелые. "10 июля 1863 года появился на свет первый их сын - Сергей. После родов Соня расхворалась, у нее случилась «грудница» и кормить сама она не могла, а Лев Николаевич был против того, чтобы брать из деревни кормилицу для младенца".

"Через год после Сережи молодая графиня родила Татьяну, еще через полтора года - Илью, потом были Лев, Мария, Петр, Николай, Варвара, Андрей, Михаил, Алексей, Александра, Иван. Из тринадцати детей пятеро умерли, не дожив до зрелых лет. Так получилось, что Софья Андреевна потеряла подряд троих малышей. В ноябре 1873 года умер от крупа полуторагодовалый Петя. В феврале 1875 года умер от менингита Николенька, которого еще и от груди не отняли. .. Умерший малыш во время отпевания лежал в окружении свечей, и когда мать в последний раз целовала его - ей показалось, что он теплый, живой! И при этом она ощутила легкий запах тления. Потрясение было ужасным. Позже всю жизнь во время нервных перенапряжений ее будут терзать обонятельные галлюцинации: трупный запах. В октябре этого же 1875 года Софья Андреевна преждевременно родила девочку, которую едва успели окрестить Варварой, - малышка не прожила и дня. И все же тогда ей хватило сил справиться со своим горем."

Граф Лев Толстой был необыкновенно скуп. Жаден. Детей Софья Андреевна обучала сама, так же, как и ее родители. Жила она в жуткой нужде.

"Софья Андреевна старалась помогать мужу и в писательских его трудах, в частности - переписывала набело рукописи: она понимала неразборчивый почерк Толстого."

От скупости граф никого не брал на работу. Вечно беременная или кормящая жена вынуждена была просиживать вместе с ним за работой. Все творчество писателя мы знаем только по почерку его жены. Так что неизвестно кто что написал. В некоторых учебных заведениях моей молодости поговаривали, что за Толстого писала его жена. Для примера, роман "Война и мир" был обозначен, что существует такое произведение, только через 3 года после смерти Льва Толстого. Жена всячески охраняла архив писателя. И выдавала произведения после его смерти, написанные своей рукой.

В этих строках весь Толстой. Равнодушие, пофигизм:

"Или, начиная думать о том, как я воспитаю детей, я говорил себе: «Зачем?» Или, рассуждая о том, как народ может достигнуть благосостояния, я вдруг говорил себе: «А мне что за дело?» Или, думая о той славе, которую приобретут мне мои сочинения, я говорил себе: «Ну хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире, - ну и что ж!..»

Софья Андреевна практически безвыездно провела в Ясной Поляне девятнадцать лет. Н и разу не была она за границей, ни о каких светских развлечениях, балах или театрах не могла и помыслить, ровно как и о нарядах....городской жительнице, в деревне было тоскливо и хотелось вкусить хоть немного от тех удовольствий, которые были не только позволены, но и естественны для женщин ее круга. И когда Лев Николаевич начал искать в жизни иных ценностей и некоего высшего смысла, Софья Андреевна почувствовала себя смертельно оскорбленной. Получалось, что все ее жертвы не только не оценили, но отбросили, как что-то ненужное, как заблуждение, как ошибку."

Толстой приобрел себе не жену, а рабыню. По его прегрешениям ему было положено заключение под домашний арест. Жить безвыездно в Ясной Поляне. Для этого он приобрел себе жену. Чтобы обелить себя от гомосексуальной тяги, от педофилии. Но все тщетно. Граф Толстой не мог остановить в себе дьявола. Да он собственно и был самый тот Дьявол, которого надо остерегаться людям.

Сложные отношения с собственными плотскими желаниями Толстой не скрывал никогда — обо всем подробно рассказывают его дневники. Первый сексуальный опыт будущего писателя закончился слезами. «Когда меня братья в первый раз привели в публичный дом, и я совершил этот акт, я потом стоял у кровати этой женщины и плакал», — вспоминал он.

Впрочем, вся неловкость и стеснение юноши остались в Казани, откуда он уехал в 19 лет. Дальнейшие события бурной молодости Толстого похожи на настоящие похождения Дон Жуана. «Не могу преодолеть сладострастия, тем более, что страсть эта слилась у меня с привычкою. Мне необходимо иметь женщину», — признавался писатель в своем дневнике, который он вел с 24 до 26 лет.

Чуть позже Толстой уже придет к выводу: «Это уже не темперамент, а привычка разврата. Шлялся по саду со смутной, сладострастной надеждой поймать кого-то в кусту».

Однако, помимо мимолетных увлечений, возникали в жизни Толстого и серьезные чувства. В 22 года его сердце покорила Зинаида Молоствова — подруга его сестры и чужая невеста, которая, несмотря ни на что, явно интересовалась графом и протанцевала с ним немало мазурок. Признаться ей в нежных чувствах он так и не смог и предпочел уехать: «Я ни слова не сказал ей о любви, но я так уверен, что она знает мои чувства...»

В Петербурге предметом его обожания стала очередная чужая женщина — Александра Оболенская, про которую он сделает запись в дневнике: «положительно женщина, более всех других прельщающая меня».

Чувства к Оболенской не помешали ему уже через год отправиться в Ясную Поляну вновь, причем с твердым намерением жениться. Для этих целей Толстому приглянулась двадцатилетняя Валерия Арсеньева — дочь дворянина, которой он стал опекуном.

Граф ухаживал за ней больше года, но никак не мог решиться на финальный аккорд: то Валерия наденет платье с открытыми руками, а руки у ней нехороши, то покажется, что она дурно воспитана, невежественна, глупа. Повод для расставания в итоге придумал и вовсе нелепый: мол, увидел во сне, как Валерия целуется с другим.

А вот с замужней крестьянкой Аксиньей у Толстого разгорелся довольно серьезный роман. Муж ее возвращался домой редко, поэтому их свиданиям ничего не мешало. В молодом графе бушевали чувства, которыми он делился, как всегда, с дневником: «Видел мельком Аксинью. Очень хороша. ...Я влюблен, как никогда в жизни. Нет другой мысли. Мучаюсь. Мне даже страшно становится, как она мне близка... Ее нигде нет — искал. Уже не чувство оленя, а мужа к жене».

«В молодости я вел очень дурную жизнь, — подытожил свои метания спустя время Толстой в дневнике, — а два события этой жизни особенно и до сих пор мучают меня. Эти события были: связь с крестьянской женщиной из нашей деревни до моей женитьбы... Второе — это преступление, которое я совершил с горничной Гашей, жившей в доме моей тетки. Она была невинна, я ее соблазнил, ее прогнали, и она погибла».

«Скажу или застрелюсь»

Связь с Аксиньей Толстой смог прервать только с появлением в его жизни той самой женщины, ставшей его первой и единственной женой. С Софьей Андреевной Берс они прожили вместе 48 лет.

Изначально Толстой сватался вовсе не к Соне, а к ее старшей сестре Лизе. «Лиза Берс искушает меня; но этого не будет. Один расчет недостаточен, а чувства нет», — сокрушался он в дневнике. И все бы опять пошло прахом, не прочитай он в один из вечеров повесть, написанную младшей, восемнадцатилетней Соней. Ее главный герой, «успевший пожить, необычайно непривлекательной наружности, но благородный и умный князь Дублицкий», немедленно напомнил Толстому себя.

После этого откровения граф, которому на тот момент было уже 34 года, стал приезжать к Соне и подолгу разговаривал с ней обо всем. В один из таких вечеров в его дневнике появилось: «Я влюблен, как не думал, чтобы можно было любить. Завтра пойду, как встану, и все скажу или застрелюсь».

На следующий день Толстой исполнил задуманное. Несмотря на гнев оскорбленной старшей сестры, Соня незамедлительно ответила «да». Свадьба состоялась буквально через неделю, на чем настаивал сам граф.

Однако в день торжества всегда светящаяся жизнью и радостью Соня шла под венец в слезах. Только самые близкие знали, что накануне Толстой вручил молодой невесте свой дневник с описанием всех любовных похождений.

«Все его (мужа) прошедшее так ужасно для меня, что я, кажется, никогда не помирюсь с ним.

Он целует меня, а я думаю: «Не в первый раз ему увлекаться». Я тоже увлекалась, но воображением, а он — женщинами, живыми, хорошенькими», — изливала душу дневнику .

Еще одним препятствием счастливой семейной жизни стала прохладность, даже некоторая брезгливость новоявленной супруги в вопросах интима. Искушенному в делах любовных Толстому это пришлось не по нраву. Уже спустя короткое время Софья запишет в своем дневнике: «Лева все больше от меня отвлекается. У него играет большую роль физическая сторона любви. Это ужасно; у меня — никакой, напротив».

Тем не менее Софья Андреевна начала рожать Толстому детей, о которых он так долго мечтал. Всего у них родились тринадцать малышей, пятеро из которых умерли в детстве. Вся жизнь Софьи Толстой была положена на воспитание детей, хозяйство, заботу о муже, чьи рукописи она переписывала из ночи в ночь своим аккуратным почерком набело — в том числе и неоднократно, четыре тома «Войны и мира». Она знала два иностранных языка и сама переводила философские труды Толстого, а также вела все хозяйство и бухгалтерию «планово убыточной» Ясной Поляны.

«Жена у Вас идеальная! Чего хотите прибавьте в этот идеал, сахару, уксусу, соли, горчицы, перцу, амбре — все только испортишь», — говорил Толстому поэт . Вот только сам Лев Николаевич видел в жене скорее друга, чем женщину, чем вызывал у нее частые вспышки ревности.

Особым ударом для Софьи Андреевны стало появление в их доме той самой Аксиньи, которая теперь приходила в графский дом мыть полы.

В ее дневнике появляется даже такая запись: «Мне кажется, я когда-нибудь себя хвачу от ревности. «Влюблен, как никогда»! И просто баба, толстая, белая — ужасно. Я с таким удовольствием смотрела на кинжал, ружья. Один удар — легко. Я просто как сумасшедшая».

Доставалось сполна и другим женщинам, хотя бы мимолетно появлявшимся в жизни Толстого. Софья ревновала даже к собственной младшей сестре, которая жила вместе с ними в имении и, по мнению супруги, «втиралась слишком в жизнь Левочки».

Мученик и мученица

Семейная жизнь Толстых была действительно «несчастлива по-своему». «Мученик и мученица» — так характеризовала их союз сама Софья Андреевна.

Самый серьезный разлад в семье случился, когда уже после шестых родов, которые закончились родильной горячкой, врачи запретили графине беременеть. Женщину предупредили, что организм слишком ослаблен, поэтому если ей и удастся самой выжить при дальнейших родах, то дети все равно будут слабыми и болезненными и могут умереть.

Толстой, который в тот период считал, что физическая любовь без деторождения — грех, пришел в ярость: «Кто ты? Мать? Ты не хочешь больше рожать детей! Кормилица? Ты бережешь себя и сманиваешь мать у чужого ребенка! Подруга моих ночей? Даже из этого ты делаешь игрушку, чтобы взять надо мной власть!»

Софья Андреевна, как всегда, послушалась мужа, но врачи оказались правы — вслед за Петей умерли годовалый Николай, маленькая Варвара, пятилетний Алексей.

Когда Толстому было уже 60 лет, а его жене — 44, в их семье родился последний ребенок, Иван. Эти роды были самыми трудными, однако неожиданно сблизили супругов. «Два часа я неистово кричала почти бессознательно. Левочка и няня рыдали оба. Родился мальчик. Левочка взял его на руки и поцеловал; чудо, еще не виданное доселе!», — радовалась Софья Андреевна.

Ваню любили больше других и часто тревожились, так как мальчик рос очень слабым. Когда в 7 лет он умер от скарлатины, Софья Андреевна уже не смогла оправиться от этой потери.

Гармонии семейной жизни не добавляли и изменившиеся взгляды Толстого. После знакомства с Василием Сютаевым писатель пришел к выводу, что ему необходим физический труд — это его религиозная обязанность. Писатель отказался от привычной для дворянина одежды, облачился в парусиновую блузу и мужицкие шаровары, отрастил окладистую бороду. Однако, вопреки распространенному мнению, босым он не ходил: как правило, граф надевал башмаки собственного изготовления, выглядевшие, как лапти.

От светской жизни он также отдалился совершенно. Однажды в Москве давал концерт его любимый пианист , на который Толстой был приглашен. Несмотря ни на что, писатель выкинул билет в окно со словами, что искусство — роскошь и грех. После этого он слег с нервным припадком, потому что на самом деле больше всего хотел бы оказаться на концерте. Рубинштейн был вынужден приехать в имение графа самостоятельно и играть ему весь вечер, чем помог Толстому скорее поправиться.

Еще одной важной чертой нового образа жизни Толстого была предельная простота.

Он предложил семье часть дохода отдавать на бедных и школы. Истинную красоту он теперь видел в странничестве, юродстве. Тогда как его жене приходилось содержать семью и вести все хозяйство на оставшиеся деньги.

«Он ждал от меня, бедный, милый муж мой, того духовного единения, которое было почти невозможно при моей материальной жизни и заботах, от которых уйти было невозможно и некуда. Я не сумела бы разделить его духовную жизнь на словах, а провести ее в жизнь, сломить ее, волоча за собой целую большую семью, было немыслимо, да и непосильно», - писала Софья Толстая.

За 10 дней до смерти 82-летний Толстой ушел из собственного имения в Ясной Поляне с 50 рублями в кармане. Причины на это, как считается, были бытовые: за три месяца до этого Толстой подписал тайное завещание, по которому все авторские права на произведения передавались не его жене Софье Андреевне, а дочери Александре и лучшему другу Черткову.

Узнав об этом, Софья Андреевна превратила семейную жизнь в ад: на Толстого навалились и ее истерики, и открытое противостояние почти со всеми взрослыми детьми. «Не могу переносить!», «они разрывают меня на части», «ненавижу Софью Андреевну», — писал он в те дни.

Тем не менее, Толстой навечно остался верен и благодарен супруге. Уже после его смерти ей передали письмо со словами: «То, что я ушел от тебя, не доказывает того, что я был недоволен тобой... Я не осуждаю тебя, напротив, с благодарностью вспоминаю длинные 35 лет нашей жизни! Я не виноват... Я изменился, но не для себя, не для людей, а потому что не могу иначе! Не могу и тебя обвинять, что ты не пошла за мной».

Сейчас эти отношения между мужем и женой назвали бы токсичными и созависимыми. Несмотря на это (или даже скорее поэтому) Софья Андреевна очень тяжело пережила смерть мужа. Она завершила издание собрания его сочинений, подготовила к печати сборник писем Толстого. Именно благодаря ей сохранились многие вещи из дома, которые теперь можно видеть в доме-музее писателя в Хамовниках.

У создателя "Войны и мира", "Анны Карениной", "Воскресения" и других великих произведений была лишь одна супруга, с которой он прожил почти полвека - до самой своей смерти. Однако до женитьбы (а порой и после) у классика случались весьма бурные отношения с представительницами прекрасного пола. В связи со 185-летием со дня рождения Льва Толстого (появился на свет 9 сентября 1828 года) "Донбасс" решил рассказать о самых интересных женщинах в его жизни.

Всё началось с горничной

Знаменитый русский писатель и мыслитель, публицист, участник обороны Севастополя, просветитель, основатель нового религиозно-нравственного учения (толстовства). Граф, в конце концов! Это то, что известно, что проходят в школе. А вот что Лев Николаевич был ещё и редким бабником (в чём сам не раз признавался) - особо не афишируется. Между тем, из песни-жизни слов не выбросишь. Да и как можно, если сам же Толстой в своих дневниках плотские радости-горести описывал весьма подробно. Не сам процесс, конечно, но - душевные метания.

Рано лишённый материнской нежности (мама Толстого, княгиня Мария Волконская, умерла от горячки, когда сыну было полтора года), Лев искал её в других. Вот только чувственное влечение очень быстро накрыло его с головой.

"Одно сильное чувство, похожее на любовь, я испытал, когда мне было 13 или 14 лет, - пишет он в дневнике 29.11.1851. - Но мне не хочется верить, чтобы это была любовь, потому что предмет была толстая горничная (правда, очень хорошенькое личико). Притом же от 13 до 15 лет - время самое безалаберное для мальчика (отрочество): не знаешь, на что кинуться, и сладострастие в эту пору действует с необыкновенною силою".

Десятилетия спустя, когда Лев Николаевич создавал "Воскресение", жена упрекнула его за главу, в которой он описывал обольщение Катюши. "Ты уже старик! Как тебе не стыдно писать такие гадости?!" - возмущалась Софья Андреевна. Толстой же пояснял присутствовавшей при этом дочери московского профессора фармакологии, преподавательнице, подруге дома Марии Шмидт: "Вот она нападает на меня, а когда меня братья в первый раз привели в публичный дом и я совершил этот акт, я потом стоял у кровати этой женщины и плакал!". Да, было и такое…

В том числе было и то, чего писатель даже дневнику доверить не мог. Попав в 19 лет в больницу, он делает такую запись в нём: "Вот уже шесть дней, как я поступил в клинику, и вот шесть дней, как я почти доволен собой... Главная же польза состоит в том, что я ясно усмотрел, что беспорядочная жизнь... есть не что иное, как следствие раннего разврата души". Лечил, как понимаете, явно не насморк.

"Вчерашний день прошёл довольно хорошо, исполнил почти всё; недоволен одним только: не могу преодолеть сладострастия, тем более, что страсть эта слилась у меня с привычкою". "Сладострастие сильно начинает разыгрываться - надо быть осторожным". "Я чувствовал себя нынче лучше, но морально слаб, и похоть сильная". "Мне необходимо иметь женщину. Сладострастие не даёт мне минуты покоя". "Девки сбили меня с толку!". "Весна сильно действует на меня. Каждая голая женская нога, кажется, принадлежит красавице". Как вам такой набор признаний-бичеваний, сделанных Толстым с 24 до 26 лет? А вот чуть более позднее: "Это уже не темперамент, а привычка разврата". "Шлялся по саду со смутной, сладострастной надеждой поймать кого-то в кусту".

Тянуло к светским дамам и крестьянкам

Вместе с тем, были и "любви". Впервые Лев, который никогда не был красавцем, но обладал приличными деньгами, хорошо подвешенным языком и тем, что теперь называют мудрёным словом "харизма", серьёзно "запал" в 22 года. То была Зина Молоствова, лучшая подруга его сестры Маши. И… невеста другого. Они много общались, перетанцевали немало мазурок. "Я ни слова не сказал ей о любви, но я так уверен, что она знает мои чувства..." - напишет о той страсти Толстой.

В Петербурге Лев Николаевич "сох" по Александре (в девичестве - Дьяковой), сестре своего друга, которая была замужем за Оболенским. "Положительно женщина, более всех других прельщающая меня…

Держит меня на ниточке, и я благодарен ей за то. Однако по вечерам я страстно влюблён в неё и возвращаюсь домой полон чем-то, счастьем или грустью, - не знаю" - такие вот разброд и шатание.

Граф умудрился даже воспылать страстью к 20-летней Валерии Арсеньевой, дочери дворянина, опекуном которой он стал. Вот записи, сделанные в Ясной Поляне летом 1856 года: "25 июля. В первый раз застал её без платьев. Она в десять раз лучше, главное, естественна... 31 июля. В., кажется, просто глупа. 10 августа. Мы с В. говорили о женитьбе, она не глупа и необыкновенно добра". Впрочем, дальше разговоров о женитьбе дело не пошло. А вот с замужней пышногрудой крестьянкой Аксиньей Базыкиной (её благоверный промышлял извозом и дома бывал редко) у Толстого была нешуточная связь. Из дневника: "Видел мельком Аксинью. Очень хороша. ...Я влюблён, как никогда в жизни. Нет другой мысли. Мучаюсь". И ещё: "Мне даже страшно становится, как она мне близка... Её нигде нет - искал. Уже не чувство оленя, а мужа к жене".

Хватало и светских дам, заставлявших трепетать сердце Толстого. "Тютчева (дочь знаменитого поэта. - Прим. А.П.), Свербеева, Щербатова, Чичерина, Олсуфьева, Ребиндер - я во всех был влюблён", - записал он. А это уже - о княгине Екатерине Львовой: "Она мне очень нравится, и, кажется, я дурак, что не попробую жениться на ней... Был у Львовых, и как вспомню этот визит - вою. Я решился было, что это последняя попытка женитьбы, но и то ребячество".

А пока будущего гения так штормило, подросла та, которая стала его единственной женой.

Любовь, похожая на... ад

Испытывать терпение Сони Лев начал ещё до венчания. Чтобы вступить в брак с чистой совестью, дал невесте прочесть свои дневники (кстати, подобным образом поступил и его лирический двойник из романа "Анна Каренина" Константин Левин, отдавший - "не без внутренней борьбы" - своей жене Кити дневник с записями о холостяцкой жизни). Для девушки, воспитанной в строгих нравах той эпохи, это стало шоком. Впрочем, проверку на прочность она выдержала. Хотя под венец в кремлёвской церкви Рождества Богородицы шла, по словам очевидцев, в слезах.

Плакать ей с Толстым пришлось много. Искушённый в половых страстях муж натолкнулся на прохладность, а то и брезгливость новоявленной супруги в интимных вопросах. "Так противны все физические проявления!" - запишет она в своём дневнике вскоре после свадьбы. А спустя полгода: "Лёва всё больше от меня отвлекается. У него играет большую роль физическая сторона любви. Это ужасно; у меня - никакой, напротив".

А тут ещё Аксинья... Та самая крестьянка, с которой у Льва Николаевича много чего было, приходила в господский дом, чтобы мыть полы. И, возможно, не только за этим... Соня дико ревновала. Но ещё сильнее - любила, признаваясь: "Для меня всё мертво без тебя".

Потом начались роды. Снова. И снова... И снова... Тринадцать детей подарила Софья Андреевна мужу. Пятеро умерли в детстве. На ней были усадьба, хозяйство, малыши. Она помогала мужу в писательских трудах, переписывая набело его неразборчивые рукописи. В том числе четыре тома "Войны и мира". "Жена у Вас идеальная! Чего хотите прибавьте в этот идеал, сахару, уксусу, соли, горчицы, перцу, амбре - всё только испортишь", - говорил Толстому поэт Афанасий Фет. Вот только сам Лев Николаевич всё более и более утверждался во мнении, что ему достался вовсе не идеал. Как, собственно, и сама жизнь, поиски высшего смысла которой разъедали душу Толстого.

И начались метания! Он, ранее одержимый похотью, вдруг пришёл к мысли, что жена должна быть больше другом, чем, собственно, Женщиной. Предложил семье часть дохода отдавать на бедных и школы, а образ жизни значительно упростить. Отлучённый от церкви за лжеучение и даже в эту тяжкую годину поддерживаемый Софьей Андреевной, всё глубже уходил в себя, видя истинную красоту в странничестве, юродстве.

Многие впоследствии обвинят супругу Толстого в том, что она изводила гения скандалами, припадками, постоянной слежкой за ним ("И днём, и ночью все мои движенья, слова должны быть известны ей и быть под её контролем", - жаловался он). Мол, именно потому в ночь на 28 октября 1910 года 82-летний старик бежал из Ясной Поляны, был продут в поезде, получил воспаление лёгких и умер на маленькой станции Астапово. Немногие примут во внимание, что писатель отправил жене письмо: "Не думай, что я уехал, потому что не люблю тебя. Я люблю тебя и жалею от всей души, но не могу поступить иначе чем поступаю". И что сам он во многом виноват в том, что жизнь с любящим человеком превратилась в ад.

Софья Александровна пережила мужа на девять лет. Она завершила издание собрания его сочинений, подготовила к печати сборник писем Льва Николаевича.

"Вино её прелести"

Софья Берс была средней дочерью врача Московской дворцовой конторы. Толстой, который периодически гостил на даче у родителей будущей супруги в Покров-ском-Стрешневе, знал её ещё ребёнком. Когда ему было 34, он влюбился в неё, 18-летнюю, хотя все почему-то считали, что выберет старшую сестру, Лизу.

Всё случилось в августе 1862-го, когда семейство Берс по пути в имение деда в Ивицы остановилось в Ясной Поляне. На пикнике расшалившаяся Соня взобралась на стог и пела, а вечером премило беседовала со Львом Николаевичем на балконе. На прощание он сказал: "Какая Вы ясная, простая!"

Выдержав в разлуке лишь несколько дней, он поехал за Берсами в Ивицы. И был бал, и Софья порхала в потрясающем платье с лиловыми бантами. Толстой писал, что "вино её прелести ударило ему в голову". Те свои чувства он практически один в один передал в "Войне и мире", в эпизоде, когда князь Андрей Болконский танцует с Наташей Ростовой и влюбляется в неё. Кстати, внешне Наташа словно списана с Сони той поры: худенькая, большеротая, не очень красивая, но неотразимая в радужном сиянии юности.

В своих чувствах Лев признался Софье уже в Москве. Она сказала "Да!" Спустя всего месяц после того, как Толстой "рассмотрел" её в Ясной Поляне, сыграли свадьбу.